СОЛОМА.

Странно смотреть на то, как весь цвет отечественной интеллигенции соревнуется в глупостях, когда жизнь проходит мимо, как и язык.

Таяние языка русского интеллектуала — отдельная тема, обширная и плодотворная для выпускника филфака, нам же, удрученными опытами и детьми отцам, остается пылко хихикать в кулачки и, задрав нос, посасывать пиво, любуясь тем, как солнце запутывается в девичьих волосах официантки, каблуком стучит по вискам — и выходит в пьяную осень текущего момента. События больше нас, для них слов не нужно, но интеллигентская мантра мнений и придуманных фобий, перцепций и болезней всесильна и ядовита. Колючее роение гнуса в воздухе, двигают и шебуршат оранжевыми шариками из недостоенного дома напротив и т.д., если кто понимает меня.

Я готов согласиться с Гройсом: парадокс посткоммунизма состоит в том, что советский человек из пусть и воображаемого, но осознанного будущего был выброшен обратно в настоящее — и теперь вряд ли может найти себе место, т.к. он лишен времени совсем. Раз и навсегда. (Впрочем, Гройс не первый, о чем-то подобном говорил еще Марк Аврелий, но кто же его читает?) В самом деле, все так, но лишенность эта, судя по всему, больше всего сказывается на мозге, отключает рефлексию и впускает веселящий газ.

Без шуток, фейсбук окрыляет. Печальное зрелище.

А между тем я все никак не могу отделаться от вопроса: ну почему же все так? Только ли посткоммунизм тут виноват? Почему у нас не появилось за последние 10 лет книги, равной хотя бы барнсовскому Предчувствию конца или, допустим, уэльбековской Карте и территории? Я сужу по кругу свой фейсбучной ленты и самому себе. Скажу вот что: неоткуда. Проблема проста, мы совсем утратили технологию. Технологию смысла. Утрата языка — это утрата его смысловой системы. Порабощенные фейсбуком интеллигенты смываются волной технологии собственной бессмысленности. Виноваты ли мы в этом? Да, конечно, виноваты. Тот глубокий кризис литературы логичным образом затронул и журналистику. Журналистов нет — есть фейсбучный журналист, оппозиционер и как бы общественный деятель с кучей комплексов, голодный и с кротким ЧСВ. Поступок как важнейшая категория создания контекста утрачена: поступок стал перформансом, система стала контекстом, говно замкнулось друг на друга. Странный симбиоз, но им ведь хорошо вместе, ведь правда.

Я смотрю дальше, пытаюсь оценить культуру — и боюсь, что дальше по периметру мы потеряем музыку.

И этого я действительно очень боюсь.

–картинка: Hol­lie Chas­tain , впервые написано тут

Хочется написать рождественскую сказку. Песню, с привидениями или без, может быть, с духами прошлых лет. Мне хочется запомнить этот год без злости, в нем не было безусловно великого, если не считать великими потери, но и было много того, что связано с домом, а значит с радостью и верностью. Мне кажется, что именно в это время, как никогда, я слишком сильно приблизился к себе. Близорукий, я часто вижу несуществующие вещи. Говорят, юный Леннон практиковал подобные осознанные галлюцинации, сидя перед зеркалом в доме тети Мими. Потому не верьте мне на слово сразу, но просто вообразите.

МУЗЫКА

Несмотря на обеднение, закрытие и размыкание, мы прожили великий по музыке год. Видимо, не менее великий по живописи. Пустой по литературе и театру. Пустым он получился и для этого журнала. Я потерял смысл вести разговоры, не всегда находил мотивы для письма и рассказов. Тем не менее, я не перестал слушать музыку, правда, стараясь секвестрировать любые дополнительные источники, так, я отписался от музыкальных журналистов, жанровых пабликов, популярных изданий и файловых мусорок. И все же набралось почти 2000 альбомов, которые я с разной долей успеха послушал.

Читать дальше