Ее читали в туалете, — говорил папа, когда библиотечная книжка оказывалась на кухонном столе, и перекладывал ее на стул или уносил в другую комнату. Правило первого курса филфака (не покупай книги, бери в библиотеке) я усвоил чуть раньше, еще в школе. Читал я как отличник, т.е. читал больше для проформы, ради количества страниц, подобно Дону Хуану, соблазнявшим ради одной ночи, впечатлений у меня было немного, но книг было больше, чем нужно. Потом настало время нарушать правила, книги (и диски) я стал собирать в коллекцию, искать редкости, продавал их букинистам на вес, обменивал, здоровался за руки с динозаврами Олимпийского, курил с ними в подвалах и тамбурах. Читать я тоже научился (сперва, конечно, разучившись, шаг назад, два вперед, видимо, таков лейтмотив моей жизни), благодаря проф. Сапожкову (я должен назвать это имя, потому что реально ему благодарен).
Нерушимым осталось лишь одно правило. Одно.
Папа, как всегда был прав, я тоже читал в туалете. Более того, мое маленькое социологическое исследование подтвердило, что все это делали так или иначе. Мобильники тогда были толщиной в два пальца, что с них было взять. Способ высидеть себе геморрой, не будучи при этом водителем-дальнобойщиком, был один — книга. Нормальная практика, сельские кабинки с заготовленными газетами, видели, думаю, все, а я видел Э.Арсан в туалетах берлинских борделей, фотоальбомы в сиднейских уборных, Джейн Остин в кабинках Эдинбурга, стихи в петербургских клозетах и цветные каталоги у пекинских дивиди (так они называют проституток, которые требуют плату лишь за то, что ты выпьешь с ними чаю).
Пусть сейчас каждая третья минута медиапотребления заточена на туалет, мы, люди двадцать первого века, верны заветам цифрового благополучия, как называет это Гугл, потому остаемся верны (извините за каламбур) бумаге, типографской выточке, удобным гарнитурам, шелесту страниц.
Книга в таком месте должна, конечно, быть особенной, ничто не должно перекрывать важность момента, суть которого, конечно, заключается в избавлении от нашего внутреннего наполнения, мы беззащитны и открыты для самого нового знания. Вольтер называл это “сходить за разумом” (Виктор Олегович, здравствуйте), русские говорили “сходить на большого медведя”. Разницы нет, мы пестуем знание в борьбе, Европа — в покойном созерцании. Книг там не должно быть много, я предпочитаю две. Если вам интересно, сейчас я держу в домашнем туалете Луковицу памяти Гюнтера Грасса и Корабли солнечного света Максима Сильвы-Веги (об истории Лосино-Петровского).
Это не должно быть раздражающее чтение, не должно быть пикантное, в меру занимательное, в меру изящное, может быть, смешное. И желательно то, что не нужно читать подряд. Например, Сахарная болезнь Виктора Пучкова (Витя, привет и прости). Что еще подходит? Омона Ра, Жизнь насекомых, Желтая стрела — вполне. Из классики — тургеневские романы, конечно. Розанов - да. Стихи о КГБ Игоря Померанцева — очень даже. Думаю, что это вполне посильная задача составить нечто наподобие списка, свода, корпуса (присылайте варианты, обсудим). Пусть это будет атрибут любого гостеприимного и прогрессивного дома. И эта полочка из двух книг в уборной — как мебель из Икеи или одежда от Торштайнера. Надо признать, что 90‑е кончились как раз тогда, когда книги перестали покупать сериями, мы ностальгируем о накрывшем нас тогда воздухе свободы, но упускаем именно этот важный момент. Книга же поборет смартфон на вай-фае именно там, верю, пропагандирую.
–В.П., обложка: KennethMartin