картина: Юлия Щавровская Сергей Гульцов
Смерть литературы — это смерть ее сказки. Даже не так. Не столько самой сказки, сколько ее возможности. Верно и обратное: возможности сказки — жизнь литературы. Мы привыкли думать, что литература сопряжена языком, это неверно, язык будет жить и после литературы, т.к. является качеством предмета, его сутью, а литература тогда — это суть развития воли.
Я думаю в последнее время о воле, свободе, если уточнить немного, не в том политическом смысле, какой принят в современных медиа, а в том лишь, в каком сказка связана с литературой. Ниже вы прочтете новый рассказ Андрея Диченко, автора, который преуспевает в том, что пытается в своих сказках свободу описать. Не всегда она оказывается спасительной, чаще наоборот, в этом еще одна возможность сказки, пожалуй, самая главная ее возможность.
Я представляю читателю новый сборник короткой прозы в рамках Библиотеки Соломы. Это четвертый ее том. И каждый из них, я верю, это свидетельство лучших ростков современной второй культуры.
–Виктор Пучков
* * *
Сборник рассказов «Была ночь и не было видно жизни» — это истории о неустроенности, неуютном пространстве, выгорании и разорении. Готовые на все ради любви и спокойствия, герои совершают отчаянные поступки, приносят жертвы темным богам и служат Смерти в надежде на искупление. Но искупления не будет. Поэтому только и остается, что считать обороты вокруг звезды и десятки раз переписывать предсмертные записки.
–Андрей Диченко
* * *
ОПЫТ ГУЛЬЦОВА
Сергей Гульцов был из тех мужчин, кто слишком рано познал все таинства разнообразных женских тел, а поэтому возвышенным чувствам к противоположному полу предпочитал потребительское отношение. Так как нагота и физиологические развлечения его давно не удивляли, то он избрал другую тактику: очаровывать по-всякому прекрасных спутниц, жаждущих разговоров о поэзии и проблемах мировой этики.
Стоит сказать, что сам Сергей был мужчиной вполне статным. Высокого роста, аккуратно одетый, улыбчивый и с хорошим чувством юмора, он мог вести беседы о чем угодно. От грузинских предков ему достались сияющие карие глаза, в которых искрился расчетливый и проницательный ум. Еще Сергей неплохо разбирался в технике и точных науках, а его организм был вполне устойчив к алкоголю и другим стимуляторам. Поэтому, проснувшись после очередной пьянки, он не испытывал тошноты и других мучений, а лицо его сияло свежестью. При таких «компонентах личности» становится очевидным, почему дамские сердца так часто пылали жаром к этому мужчине.
Но бывали в его жизни и фиаско. К примеру, он никак не мог забыть случай, когда очередную подружку на свидание к нему не пустила мама, устроив жуткую истерику. Родительница была уверена, что в самой фамилии Гульцов заложен код аморальных дел и непотребного отношения. И, естественно, она не хотела, чтобы ее единственную доченьку обесчестили таким образом. Так как мама была воспитана на произведениях русской классики, то верила в «говорящие фамилии». Не убедили ее и фотографии этого высокого брюнета: мама была твердо убеждена, что от красивого мужчины ждать благополучия не имеет смысла.
Как-то раз Сергей пригласил на свидание чопорную Светлану. В ней его подкупили длинные пряди густых русых волос. Он подумал, что на ощупь они наверняка такие же мягкие, как и шкурки кроликов в контактном зоопарке. Сергей познакомился с ней в популярной социальной сети. Судя по ее анкете, барышня серьезно считала, что дарованные всевышним таланты позволят ей заявить о себе в мире современного искусства, на что Сергей лишь посмеивался и рассказывал истории, выходящие далеко за моральные рамки. По крайней мере, те рамки, которые общество привило озорным уличным красавицам.
– Как-то раз мне было грустно, и я наблюдал, как знакомому бисексуалу делал минет одинокий гей, – рассказывал Сергей очередную байку. По размещенным в сети фотографиям Светланы (на некоторых она была почти без одежды и демонстрировала свою худобу) он сделал вывод, что ей не чужды беседы о чужой сексуальности.
– И…что? – спрашивала в ответ Светлана, гадая, что же он поведает дальше, и не понимая, почему он ей это рассказывает.
Такие беседы вели лишь к тому, что девушка краснела. А так как она считала себя особой прогрессивных взглядов, этот неподконтрольный разуму инстинкт выдавал в ней тщательно скрываемую пуританку.
– И у него был просто огромный член! – подытожил Сергей и больше в этот вечер ничего толкового не произнес.
На самом деле ему было интересно, сбривает ли Светлана волосы в зоне бикини и насколько ее лобок тверд на ощупь. Но спросить напрямую он не спешил, потому что боялся грядущего разочарования.
– Знаешь, я переспал примерно с тремя десятками художниц, и ни одна из них не брила пизду! – зашел он как бы издалека.
Светлана, воспитанная на советских изданиях американской классической литературы, от таких эпизодов жизни Сергея опешила, а поэтому затаила на него обиду. Прогулявшись вдоль заросшего смердящей тиной заброшенного дренажного канала, они попрощались на остановке, заклеенной объявлениями. И больше никогда не виделись.
Такие истории повторялись в жизни Сергея день ото дня. В какой-то момент они ему надоели еще больше, чем работа в закрытом НИИ, поставляющем технологии оружия массового уничтожения населения в не самые цивилизованные места не Земле.
Другим увлечением Сергея было бесконечное спаивание всех знакомых. Алкоголь он считал даром инопланетной силы, но еще больше восхищался предсказуемым эффектом от его употребления. Когда в темном переулке в считанных метрах от парадных дверей ночного клуба очередную ночную красавицу громко и по-кинематографически зрелищно выворачивало прямо на разбитый асфальт, он искренне хохотал, а однажды даже записал эти утробные звуки на диктофон. Всякий раз, когда у него было скверное настроение, он переслушивал эти звуки морального падения, и оптимизм являлся к нему будто бы сам собой. К слову, сам себя Сергей аморальным не считал. И на это у него были причины.
– Я никогда не запоминаю имен тех, с кем испытывал то, что образно можно назвать «падением», – рассказывал он своему психоаналитику.
Разумеется, его терапевт тоже был женского пола. Ее звали Еленой. Уютная черноволосая девушка, имевшая за плечами неудачный брак и беспокойного сына-нигилиста, была одной из немногих женщин, которая в принципе могла слушать рассказы Сергея без лишнего волнения. Во многом по той причине, что ей была интересна его жизнь и темные ее стороны, потому что своей жизни у женщины не было. Доктор справедливо полагала, что все эти истории – не более чем маска, а истинный Сергей еще раскроется перед ней. Эта уверенность, впрочем, не мешала ей испытывать постоянное сексуальное возбуждение как от содержания его историй, так и от низкого тембра его медового голоса. Гульцов давно подметил эту ее страсть, а поэтому раскрываться не спешил. Всякий раз, когда врач, начитавшись слишком предсказуемых американских методик дознания, подбиралась ближе к его ментальному нутру, Сергей приходил в ярость.
– Тебе не к лицу белый халат, – без выразительной интонации однажды ляпнул он, чтобы просто нахамить.
– Я могу снять его, – ответила Лена, стараясь выглядеть хладнокровной (но внутри у нее, конечно же, все взрывалось).
Ее удивило не хамство Сергея, а то, что впервые за долгое время он обратился к ней на ты. Дело в том, что у Лены был пунктик. Когда мужчина из числа клиентов начинал разговаривать с ней без надменного пафоса и высокопарных фраз, она представляла его своим потенциальным женихом. Ну а если мысли заводят к свадьбе, то секс в этом случае – дело обыденное и даже вынужденное. Но предыдущий брак превратил ее некогда великолепную грудь в нечто похожее на дрожжевое тесто. И только поэтому вслед за халатом она сняла еще и вязаную теплую кофту, но пойти дальше позволить не могла. Сергея этот неожиданный шаг неприятно удивил.
– Вы понимаете, что я могу после этого перестать платить вам деньги? – громким угрожающим шепотом произнес он, прекрасно осознавая, что сдавать назад уже поздно.
Елена не впервые считывала его гневные мысли, а поэтому прекрасно знала, что никакой ценности деньги для Сергея не имели. Ведь будь иначе, он бы не оказался в кабинете психотерапевта.
Но время невозвратно упущено! Пройдет еще несколько минут, и им больше не понадобятся слова для общения. А если быть точным – топливо для ненависти. Всего лишь представив друг друга без одежды в интимной обстановке, они вдруг осознали, что говорить им больше не о чем. Все девиации оказались исчерпанными.
Покинув деловой центр, где каждая деталь намекала о лжи окружающей действительности, расстроенный Сергей побрел в ближайшее питейное заведение, чтобы как-то успокоиться. Сейчас его волновало то, что Елена больше не будет с ним общаться. И еще тот факт, что ее кабинет находится именно в бездушном деловом центре, в коридорах которого пахло строительной пылью, а не в какой-нибудь обветшалой районной поликлинике. Можно беседовать в таком месте о чем угодно, но никак не избавишься от мысли, что человеческая душа – это теперь предмет торга.
Пройдя пешком несколько сот метров вдоль оживленной дороги, ведущей прочь из города, он купился на первую безвкусную неоновую вывеску.
Сергей Гульцов зашел в бар и сразу же заказал себе граненый стакан водки и бутылку минеральной воды. Сделав глоток, он вдруг понял, что впервые хочет с кем-нибудь поговорить искренне. На эту роль годился лишь один безликий работяга, внешность которого напоминала скорее пятно, чем очертания человека. Подсев к нему, Гульцов, не проронив и капли, мастерски подлил водки в его рюмку и обратил внимание на едкие красные пятна, созвездиями украшающие рукава его потрепанной рубахи.
– Понимаешь, друг, все тут такое ложное. Ни добра тебе настоящего, ни даже зла… – произнес он и сделал глоток спиртного, демонстративно не морщась.
– Заратустра, черт бы его побрал! – нарочито громко и агрессивно ответил мужчина, но вовсе не с целью затеять драку.
Сначала Сергей подумал, что так его зовут. Но после следующей фразы выяснилось, что у работяги, кажется, была дочь. Начитавшись переводной литературы, она дразнила отца своими глубокими, но напрочь бесполезными гуманитарными знаниями.
– Ну вот я и зарубил эту тварь. В деревне свиней колол, курицам головы рубил. И эту курицу зарубил. Сволочь тупорылая. Курит только, нас ни во что не ставит. Не ставила, точнее, – в словах собеседника Гульцова не было грусти, одна лишь скорбь по тем завихрениям, которые уготовила каждому из них судьба.
Выпив еще по рюмке, мужчины принялись говорить «за жизнь». Несмотря на то, что беседа, может быть, и выглядела непринужденной, в ней крылось ожидание. И не каких-то там чудес, а грубых людей в красивой черной форме и с оружием. Вероятно, грузная и мерзкая мать его дочери уже пришла с места добровольного труда и обнаружила обезображенный труп. Убитая и так не была красавицей, а труп и вовсе явился эталоном безобразия и уродства. Разумеется, что кроме отца никто руку на девочку поднять не имел права. Так уж было заведено в их беспокойной семье.
Почувствовав, что развязка всей этой истории близится к финалу, Гульцов решился на радикальное действие.
– Дай я тебя поцелую! – заявил Сергей, и их губы слились воедино.
В этот же момент в бар с шумом и не предвещающим ничего хорошего грохотом ворвался милицейский спецназ и заковал в наручники сначала мужчину, а потом и самого Сергея – оказалось, его психоаналитик Елена сразу же после финального визита выбросилась из окна.
В предсмертной записке она написала, что не смогла выдержать спонтанно случившегося позора. Ни имен, ни каких-то деталей там не значилось, а поэтому по записям с камер наружного наблюдения нагрянувшие оперативники вышли на Сергея. Тем не менее, после формального и скучного допроса его отпустили, а вот нового знакомого бросили в изолятор временного содержания.
Сергей Гульцов внезапно понял, что убийца стал первым человеком, по которому он искренне будет скучать. Его расстроило, что он еще долго не сможет выяснить адрес СИЗО и номер камеры, чтобы писать своему новому и единственному другу письма.
–Андрей Диченко
–
Скачать сборник рассказов “Была ночь и не было видно жизни” в любом удобном для чтения формате можно по ссылке.