А теперь о сколь­же­нии и печаль­ных несо­вер­шен­ствах. Судь­ба под­ки­ну­ла эту тему. Пуш­ки­ни­ста Вик­то­ра Еси­по­ва. Я читал его вос­по­ми­на­ния об Аксе­но­ве в тщет­ной и — не буду скры­вать — мелоч­но-эго­и­стич­ной надеж­де най­ти там не толь­ко ука­за­ние на эпи­зод одной из двух моих встреч с Васи­ли­ем Пав­ло­ви­чем, но и, поче­му нет, что-то о себе самом. В ито­ге не нашел ни того, ни дру­го­го. Наив­но было думать, что о 17-лет­нем без­усом и мало­вы­да­ю­щем­ся юно­ше пом­нят, но это сей­час уже не важ­но. Важ­ным ста­но­вит­ся как раз Вик­тор Еси­пов.

Это были послед­ние годы Васи­лия Аксе­но­ва. В изда­тель­стве, где я тогда рабо­тал маль­чи­ком на побе­гуш­ках, выхо­ди­ла кни­га сти­хов из его рома­нов, сопро­вож­ден­ных авто­ком­мен­та­ри­ем. Край недо­ступ­ных фуд­зи­ям. Так же назо­вет и свои вос­по­ми­на­ния его близ­кий друг, собач­ник, фило­лог — Еси­пов. Имен­но он вел в те вре­ме­на все дела заслу­жен­но­го писа­те­ля, гото­вил руко­пи­си, пере­го­ва­ри­вал­ся, в общем, был рас­по­ря­ди­те­лем-пове­рен­ным, хотя, поче­му был, кажет­ся, до сих пор явля­ет­ся. Аксе­нов появ­лял­ся на пуб­ли­ке с боль­шой сви­той: жен­щи­ны, поклон­ни­ки, зева­ки. Сре­ди них Вик­тор Михай­ло­вич был едва ли заме­тен. Худой интел­ли­гент в серых одеж­дах, в кепоч­ке, лицом сма­хи­ва­ю­щий на Вел­ле­ра, но без его фир­мен­но­го при­бал­тий­ско­го выго­во­ра, лысе­ю­щий, он был похож на мос­ков­ско­го ста­рич­ка каж­дый день уже на про­тя­же­нии мно­гих лет кор­мя­ще­го уток в пар­ке, срос­ше­го­ся с лавоч­ка­ми так силь­но, что они при­ня­ли его окрас и повад­ки, его тихую, неви­ди­мую любовь. Тако­вы и его вос­по­ми­на­ния. Он совсем не оста­нав­ли­ва­ет­ся на подроб­но­стях скан­да­ла с Рус­ским Буке­ром (Аксе­нов был пред­се­да­те­лем жюри и спи­сок соста­вил под сво­е­го дру­га Ана­то­лия Най­ма­на — эми­грант­ская при­выч­ка — и в ито­ге рассо­рил­ся со все­ми осталь­ны­ми чле­на­ми выбор­ной комис­сии, а те в отмест­ку награ­ди­ли пре­ми­ей Дени­са Гуц­ко), неисто­во на стра­ни­цах тол­стых жур­на­лов защи­ща­ет дру­га в дис­кус­сии о кон­флик­те Аксе­но­ва и Брод­ско­го, береж­но пуб­ли­ку­ет его архи­вы. В общем, ведет себя как луч­ший из нас.

Аксе­нов с портретом

Вик­тор Еси­пов начи­нал как поэт, пер­вые пуб­ли­ка­ции отно­сят­ся к сере­дине 70‑х годов, а пер­вая кни­га сти­хов выхо­дит лишь на изле­те 80‑х, а потом лири­ка кон­чи­лась. Я не знаю, что это за сти­хи, о чем они, какие они; про­стей­ший алго­ритм поис­ко­вой маши­ны дает лишь ста­тью в Вики­пе­дии, несколь­ко пло­хо­го каче­ства фото­гра­фий, и ста­тьи о дру­ге. Я гово­рил уже о путях вто­рой куль­ту­ры — хра­нить, кор­мить уток в пар­ке и вспо­ми­нать. Но — вот моя мысль послед­них дней — не ошиб­ся ли он? И если ошиб­ся, то как это про­изо­шло, когда имен­но, где? Я пом­ню, как встре­тил его на Ново­сло­бод­ской, кажет­ся, он где-то жил непо­да­ле­ку, я дол­жен был пере­дать ему на вычит­ку свер­стан­ную руко­пись аксе­нов­ских Фуд­зи­ям. Обще­ние было недол­гим, так, обмен взгля­да­ми, “спасибо”-“пожалуйста”. Мы пожа­ли друг дру­гу руки, Вик­тор Михай­ло­вич стал под­ни­мать­ся по эска­ла­то­ру вверх, не пом­ню, как было в реаль­но­сти, но сей­час я вижу, как эта руко­пись рас­тет у него в руках. В сво­их вос­по­ми­на­ни­ях он нико­гда почти не гово­рит о себе. Тут долж­но быть что-то тра­ги­че­ское. Пони­ма­ние, что ты мель­че, мень­ше, что твое вос­по­ми­на­ние о людях, с кото­ры­ми столк­ну­ла тебя жизнь, — самое зна­чи­тель­ное твое свер­ше­ние. Но ведь мему­а­рист все­гда изби­ра­те­лен, забыв­чив, пред­взят, нако­нец. Вто­рая куль­ту­ра — это все­гда неви­ди­мый раз­дел меж­ду (веро­ят­но, созна­тель­ной) ошиб­кой и верой. И, как пра­ви­ло, все-таки, ошиб­ка, увы, превалирует.

–Вик­тор Пуч­ков, фото: ЦБС ЦАО и про­ект “Ост­ров Аксенов”