Среди множества (весьма спорных, но небезынтересных — в особенности, касаемых политики современного диджитал-протеста) мыслей этой книжки важнейшими на мой взгляд являются две.
Первая — о тотальной бездискурсивности капитализма.
Вторая — о тотальности редимейда, оставляющего художнику незавидную участь бездуховного компилятора, обслуживающего СМИ, или медиума, как Гройс их именует вслед за Маклюэном.
И одно, и другое — на самом деле — имеет дело, конечно, с проблемой языка — главной проблемой всего постмодерного общества. Отличие лишь в том, что, по Гройсу, языка больше нет. Грамматика — хребет любой лингвистики — съедается сущностными экранами власти: поисковыми системами и экономической статистикой.
Ад Маргинем, 2013
Нам не важен писатель Н., нам важно, как продаются его книги. Его жесты — радикализм, пассивность, закрытость, т.е. вообще все — в этой структуре вообще лишаются значения, ибо важна лишь формулировка его финансовых показателей, в плюсе — он, безусловно, прав, в минусе — увы, он просто недостойный гражданин. Это же касается главного креативщика — власти. Власть эффективна до той поры, пока ее деятельность сопряжена с экономической стабильностью или — лучше — ростом. Других оправданий в лице Бога, морали, патриотизма капиталистическая система не принимает.
Художник — это мрачная бижутерия, прикрывающая систему, дающее право дышать. Он не владеет языком, а если и пытается быть критиком (в кантовском, конечно, смысле) — то это замкнутый на себя коммутатор, не имеющий ничего общего с современностью. Распад атома завершился, всеобщий коллапс открытых систем предполагает тотальное молчание, деятельностный сон о великом вчера. Важнейшими именами для Гройса становятся Дюшан, Малевич и Беньямин. Каждый из них, по мнению философа, воспринимал эпоху как конечную точку времени.
Это ничем не отличается от сегодняшнего дня. В этот миг художнику важно спасти последнее, чем может быть спасено искусство. Для Дюшана — это было одухотворение готового, суперреалистичного объекта, для Малевича — конечность форм, вбирающих в себя все линии и штрихи предыдущих поколений, для Беньямина — дух, стремительный взмах крыла нескопированной мысли.