Узкие зеркала, маленькие кухни, улыбки детей, тапочки, клеенки на столах, лодыжки

Блог

Немно­го о том, поче­му кол­лек­тив­ный автор все-таки есть, и поче­му рус­ская лите­ра­ту­ра, навер­ное, жива.

* * *

Ее локон кача­ет­ся, неза­ви­си­мость его от нее, его дви­жет струй­ка воз­ду­ха в душ­ном вагоне, раду­ешь­ся пра­виль­но­сти заня­то­го ей места, тому ост­ро­ву све­же­сти, что ото­шел сидя­ще­му напро­тив чело­ве­ку. Мое вни­ма­ние, склад­ки ее одеж­ды, за все вре­мя ее гла­за ни разу не под­ни­ма­ют­ся, не отры­ва­ют­ся, пред­по­чи­та­ют наблю­де­нию рабо­ту сколь­же­ния по экра­ну. Эду­ард Вени­а­ми­но­вич Лимо­нов гово­рит в моих ушах о под­лин­ной жиз­ни, кото­рую он видел, кото­рую, впро­чем, он назвал рома­ном. Пока локон любит­ся с вет­ром, ее поду­шеч­ка отпаль­цо­вы­ва­ет фото­гра­фии из отзы­вов. Под­лин­ную рус­скую жизнь мож­но изу­чать по ним. Если не обра­щать вни­ма­ния на китай­ские това­ры в цен­тре этих сним­ков, короб­ки и поч­то­вые наклей­ки, то есть если смот­реть на них инвер­сив­но ее взгля­ду, то на одно или два мгно­ве­ния мож­но стать писа­те­лем Лимо­но­вым — и уви­деть все. Покры­ва­ла мебе­ли, обя­за­тель­ную бахро­му, обтя­ну­тые живо­ты, руки, узкие зер­ка­ла, малень­кие кух­ни, улыб­ки детей, тапоч­ки, кле­ен­ки на сто­лах, лодыжки.

Мы при­вык­ли читать в кни­гах о тос­ке без инте­ре­са. Поли­ру­ю­щие пре­мии писа­те­ли рас­ска­зы­ва­ют нам о тону­щем в ожи­да­нии, тре­бу­ю­щем оправ­да­ния или даже памя­ти. Но ни у одно­го из них нет раз­ма­ха рус­ско­го отзы­ва, нет инте­ре­са, а зна­чит, види­мо, и жизни.

Есть глу­пая, в общем, уста­нов­ка, свя­зы­ва­ю­щая Рос­сию с “деше­во и пло­хо”. Это невер­но. И не было вер­но нико­гда. Как ее про­стран­ство про­чи­ты­ва­ет­ся выно­си­мой доро­гой, так и ее дви­же­ние урав­ни­ва­ет­ся жела­ни­ем улуч­ше­ния. Мы чита­ем: уко­ро­тить, пере­па­ять, под­кле­ить, пере­про­шить, допи­лить. Сапо­ги стар­шей сест­ры повсю­ду. Мы наде­ва­ем на себя Рос­сию, и она нам вели­ка, про­стор­на, не по раз­ме­ру как буд­то, как с ней быть? Где-то в этих ком­на­тах, кух­нях, куз­нях день­ги пере­плав­ля­ют­ся в сло­ва. Мы при­вык­ли искать пер­со­ни­фи­ка­цию рус­ско­го тек­ста, выра­зи­те­ля, ска­зи­те­ля, Боя­на. Но нужен ли он на нашу соб­ствен­ную доро­гу? Рус­ская роман­ти­ка три­жды пере­жи­ва­ла смерть авто­ра и вся­кий раз отска­ки­ва­ла, будучи очень моло­дой в целом куль­ту­рой, едва ли намно­го более стар­шей, допу­стим, аме­ри­кан­ской, мы выиг­ры­ва­ли и про­дол­жа­ем выиг­ры­вать в слож­но­сти орга­ни­за­ции носи­мо­го смыс­ла. Пото­му что смысл в ноше­нии вели­ких, пре­вос­хо­дя­щих нас вещей есть всегда.

Кар­ти­на Вик­то­ра Бра­у­не­ра, веро­ят­но, самый близ­кий визу­аль­ный образ мира рус­ско­го отзыва

Я уве­рен в само­сто­я­тель­ной цен­но­сти поэ­ти­ки рус­ско­го отзы­ва, рус­ско­го спе­ци­а­ли­зи­ро­ва­но­го фору­ма и рус­ско­го чата. Асси­ми­ля­ция с китай­ско­го куль­ту­рой неслу­чай­на: рус­ский совре­мен­ный отзыв — это китай­ские пинь­хуа, ска­за­ния об уди­ви­тель­ном, тыся­че­ле­тия спу­стя мы пой­мем это, если сохра­нит­ся язык, а он сохра­нит­ся, я тоже в это верю.

При­клю­че­ния ее локо­на и паль­ца, мои попыт­ки узнать, отче­го левый науш­ник со вре­ме­нем начи­на­ет зву­чать глу­ше. Имен­но левый. Все­гда. Не уве­рен, по нау­ке ли этот ответ, но он мне нра­вит­ся: левое ухо выде­ля­ет боль­ше серы, отто­го левый науш­ник засо­ря­ет­ся быст­рее. Так пишут на фору­ме, неиз­вест­ный рус­ский писа­тель все­гда новой и живой кни­ги. Мысль чув­ству­ет ветер, зна­чит почти всю музы­ку на сте­рео­эф­фек­те, на всей широ­те сце­ны, на всех наших арма­тур­ных мы слы­шим не так, как нуж­но? Раз­ве не поэто­му вир­ту­а­ли­за­ция (под­ме­ши­ва­ние в пра­вый канал сиг­на­ла из лево­го и наобо­рот) улуч­ша­ет каче­ство? И не поэто­му ли глох­нет со вре­ме­нем левая идея? До тех самых пор, пока не рас­тво­рит пере­кись водо­ро­да или спирт остат­ки серы, серо­сти, середины.

Вече­ром, когда ста­ло тем­но, я уви­дел, что звезд очень мно­го и что у них есть лучи. Я стал думать о том, что до это­го все, что я видел, я видел неправильно.

Это Добы­чин, вы зна­е­те. Все уже было, все, кро­ме Льва Тол­сто­го. Мыс­ли цеп­ля­ют­ся за локо­ны и паль­цы, как сло­ва в кни­ге Роти­ко­ва о голу­бом Петер­бур­ге. Но еще не было и Кни­ги воды. Как и акцен­тов на мидбас.

Вик­тор Пуч­ков, фото: Гига Топу­рия