СОЛОМА.

Я собрал эти треки для брянского радио Добычин ФМ в 2020‑м году. Мне нравится писатель Добычин, который жил, писал письма Чуковскому, потом его разнесли за формализм и он умер. Город Эн, главный его роман-повесть, застрял в промежутке между советским авангардом и поставангардом, а потом почти также умер.

Вообще, промежутки. Про. Меж. Утки. Профессия. Межа — мера. Утки — перелетные гнезда у воды. Я думаю о промежутках. В этот момент мой автомеханик говорит, что штуцеры для прокачки тормозов закисли, не вытащить, заменить жидкость не получится, а ковырять — можно все сломать.

Маркетплейс будущего — это место, которое лишает тебя любого движения. Не нужно будет менять никакой тормозной жидкости, все произойдет моментально, здесь и сейчас, главное, чтобы хватило социальных и бонусных баллов. Никаких промежутков. Я думаю, можно ли мне ехать со старыми тормозами? Я думаю, что дюшановская утопия о благородной лени сбывается. Я выхожу во двор из гаража, в котором висит моя машина, и смотрю на танцы пыли, которую он боготворил.

Проблема в том, что не на каждого находится своя работа. Не хватает работы. Вот как с Добычиным. Угол в брянской общаге, где забыться можно только письмом, пока горит свечка. И миллион писем — дайте работы. Не идеальной работы будущего, в которой посреди глубокой IT-утопии человеку вдруг позволено мечтать и созерцать чистый аквариум, а самой обычной русско-космической работы, в которой смерть — это ошибка. Я набираю пыль в руку. Не было никакого Добычин ФМ, не было никакого 2020-го, не было Брянска. Просто промежутки иногда сильнее. Просто я маленького роста и свет ударил мне прямо в глаза. Я думаю о движении. О всем том, что делает мысли чище. Это тоже работа.

Картина: André Schulze

Два пятнадцать.

Не знаю, как все сложилось на именно это время, думаю, причина проста, я слушаю музыку в дороге, два часа и пятнадцать минут — это время от дома до работы (или наоборот). Но также это и 2 месяца и 15 лет тому, как я ежедневно обновляю этот путь утром и вечером. Как видите, жизнь сама подгоняет ответ к задачам, которые мы ставим, цифры приходят потом.

Иными словами, цифры внушают уже после жизни, когда встречаешься с самим собой. Пожалуй, это не очень приятная в большинстве случаев встреча, помните, как ее боялся великий ирландец Джойс, как сходил от нее с ума Гоголь или Иван Карамазов. Мы далеко ушли от горестей наших предшественников, но задачник остался прежним, как и энциклопедия для ленивых или наука о стиле письма.

Ты, наверное, имеешь много времени, чтобы почитать (посмотреть, сделать и т.д.), говорили (и говорят) мне знакомые, 5 часов в дороге. Увы, для дороги есть лишь два благородных занятия — любовь и грусть. И ничего больше. Сидишь и любишь соседнюю сиротливую ножку, или росчерк глаз, или свое прошлое, или настоящее, далекое, не в тебе. И грустишь от этого.

Пожалуй, музыка — лишний инструмент для этих серьезных занятий, но лишь музыка может как-то быть похожей на человека. Любить и грустить — слишком человеческие дела. Два пятнадцать в день — и ты, как говорят китайцы, бессмысленная тварь, порождённая субстанцией горя. Мне хочется, чтобы эта музыка обняла вас в вашей дороге. Такой уж единственный доступный сейчас язык выразиться, пожать руку. Из расстегнутой косоворотки русского неба высыпала новая зима. Человек разговаривает с деревьями. Отражаясь в переплетных пейзажах пыльного окна, спит ваш часовой. Он улыбается.

–картина: Con­nor Addison