Иро­ния про­стит. Воз­дух прон­за­ют кол­ко­сти, эсте­ти­ка тре­бу­ет сло­ва. Это­го, и ниче­го дру­го­го, ждет уста­лая душа интел­ли­ген­та. Новых анек­до­тов, сме­ло­го трикс­те­ра с ост­ры­ми зуба­ми и мас­кой. Все повто­ря­ет­ся, все. Ну вот пожалуй.
— Гово­рят, новый Пеле­вин вышел, — кажет­ся, Саша улы­ба­ет­ся, за акку­рат­ной боро­дой не вид­но, но гла­за точ­но — смеются.
— Будем читать, — отве­ча­ет Миша и, пред­вос­хи­щая вопрос, добав­ля­ет, тоже с улыбкой:
— А кто кро­ме нас, Саша, ну кто?
Так в 2009 году на моих гла­зах раз­го­ва­ри­ва­ли неза­ви­си­мые изда­те­ли Ива­нов и Кото­мин. Так, уве­рен, гово­рят и теперь. Все повто­ря­ет­ся. Сен­тябрь, Пеле­вин, новая книга.

Счаст­ли­вой усмеш­ке офи­ци­аль­но­го пресс-рели­за, воз­ве­стив­шем о воз­вра­ще­нии писа­те­ля к исто­кам, вто­рит вся про­све­щен­ная кри­ти­ка. Это почти что ста­рый, люби­мый Пеле­вин, — гово­рит циви­ли­за­ция. Оле­гыч тоже наш, — пани­брат­ски хихи­ка­ет вата. Мож­но фольк­ло­рист­ски задум­чи­во при­чмок­нуть и ска­зать, что анек­дот — это спо­соб отка­за от пись­ма. Мож­но брезг­ли­во мор­щить лобик: да какой же это ста­рый, тот же, полый, рафи­ни­ро­ван­ный, несмеш­ной. Так бук­вы сло­жат­ся в пеле­вин­ско­го (на самом деле не) ново­го героя. Крим­пай?! Хо-хо. Нет. Конеч­но, нет.

Впро­чем, я дол­жен был начать гово­рить о Лам­пе Мафу­са­и­ла, или край­ней бит­ве чеки­стов с масо­на­ми (так назы­ва­ет­ся эта кни­га) с дру­го­го. Про­бле­ма позд­них книг Пеле­ви­на — наше незна­ние: ни сум­мы нулей в его кон­трак­те с Экс­мо, ни его наме­ре­ний, ни взгля­дов, ни про­та­го­ни­стов, ни стра­ны, ни жиз­ни. Поэто­му любой раз­го­вор о нем, сто­ит начи­нать с соот­не­се­ния, точ­ка отсче­та чита­те­ля все­гда он сам. Пеле­вин и Соро­кин — это функ­ция воз­ду­ха, так слу­чи­лось, и он у каж­до­го свой, как у того же Можай­ско­го, Капу­сти­на или Пуга­че­ва свой Все­ви­дя­щий Глаз.

Я про­чел Лам­пу сра­зу же, как толь­ко она ока­за­лась доступ­на (кто, кро­ме нас, вер­но?), я искренне люб­лю все пеле­вин­ские кни­ги без исклю­че­ния, но она мне совсем не нра­ви­лась. Понять при­чин я не мог. Ясно было вот что:

1. Пеле­вин вновь заго­во­рил о повседневности;
2. Пеле­вин напи­сал сео-роман (т.е. опти­ми­зи­ро­ван­ный для вос­при­я­тия поис­ко­вы­ми машинами);
3. Пеле­вин сно­ва, как и в Жиз­ни насе­ко­мых, уже упо­мя­ну­той Свя­щен­ной кни­ге Обо­рот­ня и неко­то­рых дру­гих текстах, отка­зал­ся от героя-ученика.

Даль­ней­шее долж­но было рас­ста­вить меж­ду эти­ми тре­мя пунк­та­ми знак равен­ства, мне нуж­ны были сов­па­де­ния — и они нача­лись. Пись­мо сча­стья, штраф ГИБДД, про­то­кол под­пи­сы­ва­ет капи­тан поли­ции Пеле­вин, Супо­не­во, Зеле­но­град. Я верю в судь­бу, и я не оста­нав­ли­ва­юсь: бук­вы про­то­ко­ла сме­ня­ют поис­ко­вые запросы.

Я ста­ра­юсь зай­ти с дру­гой сто­ро­ны: трикс­тер, Капу­стин, раз­ру­ши­тель мира, Локи, осво­бож­да­ю­щий Фаф­ни­ра. Но допу­стим ли трикс­тер в мисти­че­ской лите­ра­ту­ре? Допу­стим, конеч­но, а в рус­ской и псев­до­рус­ской тра­ди­ции даже пустил глу­бо­кие кор­ни. Вот пожалуйста:

Что­бы сле­до­вать Пути Дура­ка, необ­хо­ди­мо вый­ти за рам­ки сво­ей лож­ной само­сти, или ego, пре­взой­ти себя извест­но­го и сде­лать осо­знан­ный шаг в Неиз­ве­дан­ное. Это под силу не каж­до­му. В пол­ной мере сле­до­вать Пути Дура­ка может лишь тот, кто пре­одо­лел обы­ден­ную мир­скую глу­пость и неве­же­ство. То есть для того, что­бы вый­ти за пре­де­лы ума, этим умом нуж­но, во-пер­вых, обла­дать в доста­точ­ной мере; во-вто­рых, уметь им управ­лять (не будучи сле­пым рабом сво­их при­вы­чек и эмо­ци­о­наль­ных обу­слов­лен­но­стей); и, в‑третьих, уметь им поль­зо­вать­ся по назна­че­нию, не пре­умень­шая, но и не пре­уве­ли­чи­вая его дей­стви­тель­ных воз­мож­но­стей. Поль­зо­вать­ся по назна­че­нию — зна­чит решать умом те зада­чи, кото­рые он в состо­я­нии решить, сле­дуя сво­ей при­ро­де, но не пытать­ся постичь им То, Что нахо­дит­ся за пре­де­ла­ми ума, по ту сто­ро­ну всех имён и форм. И — самое глав­ное: что­бы сле­до­вать Пути Дура­ка, преж­де необ­хо­ди­мо пере­стать отож­деств­лять СЕБЯ (АЗ ЕСМЬ) со сво­им умом — Хозя­и­на со слу­гой, Масте­ра с его инструментом.

Это цита­та из волх­ва Богу­ми­ла Мури­на (наст. имя Донат Хаса­нов), пло­до­ви­то­го неоязыч­ни­ка, спе­ци­а­ли­ста по сла­вян­ским обря­дам и т.д. То есть, пере­во­дя на пеле­вин­ский: ум “А”, ум “Б”, в общем, вы помни­те, конечно.
Узна­ва­е­мо? Вполне. Даже сти­ли­сти­че­ски. В Лам­пе волх­вы назва­ны боро­да­ча­ми, расой, лишен­ной насто­я­ще­го, живу­щей как бы вне вре­ме­ни и помо­га­ю­щей чеки­стам вое­вать с масо­на­ми, или вате с циви­ли­за­ци­ей. На лице с тем­ны­ми очка­ми засты­ла усмеш­ка, та самая, фир­мен­ная. Хм, путь дура­ка, значит.

Kapustin-root — так назы­ва­ет­ся стран­ный тум­блер. Одна запись, кар­тин­ки к рома­ну, создан в сен­тяб­ре 16-го. Рут-доступ, рут-пра­ва этой стран­ной кни­ги. Несмот­ря на рас­па­да­ю­щу­ю­ся фор­му четы­рех неза­ви­си­мых — жан­ро­во, сти­ли­сти­че­ски — повест­во­ва­ний, Лам­па очень гер­ме­тич­ный, вполне клас­си­ци­сти­че­ский роман, в кото­ром (не в пер­вый раз) все три един­ства (дей­ствия, вре­ме­ни и места) уме­ща­ют­ся в созна­нии одно­го героя. Мы зна­ем то, что он чита­ет, видит и слы­шит, но не зна­ем ни его мыс­ли, ни его исто­рии. И в этом смыс­ле нет раз­ни­цы не толь­ко меж­ду чита­те­лем и геро­ем, но и, по всей види­мо­сти, геро­ем и авто­ром. И герой этот отнюдь не Крим­пай, не отры­воч­но появ­ля­ю­щий­ся Семен (Леви­тан из Ана­на­со­вой воды?), не Можай­ский, а — Капу­стин, этот эво­лю­ци­о­ни­ро­вав­ший до уров­ня чер­вя Алек­сандр Серый, тот самый воз­люб­лен­ный обо­ро­тень лисы А Хули, кото­рый доит кровь зем­ли рус­ской, молит­ся кро­шеч­ке-хав­ро­шеч­ке и т.д. К.А.П.У.С.Т.И.Н. Все токи на его фами­лию. День­ги, служ­ба, рус­ская про­сто­та, исто­рия. Кажет­ся, что это не толь­ко излюб­лен­ный пеле­вин­ский герой, это герой 700-лет­ней рус­ской пись­мен­ной куль­ту­ры: от Авва­ку­ма до Незнай­ки. И, кажет­ся, с этой точ­ки зре­ния роман удался.

Циви­ли­за­ция как прин­цип здра­во­мыс­лия, сооб­ра­зо­ван­ность фор­мы, согла­со­ва­ние при­ро­ды. Слу­жа­ку-Капу­сти­на вле­кут устой­чи­вые поня­тия. Трикс­тер сни­ма­ет мас­ки: ника­кой вой­ны на самом деле нет. Есть поня­тия: Лам­па — роман о сего­дняш­нем, цукер­бри­нов­ском, язы­ке, исто­рии это­го язы­ка. Роман для слу­чай­но­го чита­те­ля. Сео-роман. Ведь что такое аба­жур из кожи Мафу­са­и­ла — глав­ный арте­факт вой­ны масо­нов и чеки­стов? — Газе­та. Инфор­ма­ци­он­ная кап­су­ла от луч­ших к новым. Еще одно непро­чи­тан­ное сооб­ще­ние, push-уве­дом­ле­ние, спам-смска, наша умная лен­та, пат­ри­о­ти­че­ский форум, звон погре­му­шек в лапах стран­но­го существа.

Капу­стин — это, без­услов­но, мета­фо­ра созна­ния, язык — герой этой слож­ной и оттал­ки­ва­ю­щей про­зы. Его раз­вер­ты­ва­ние из раз­но­маст­ных оскол­ков пись­ма как-бы-пер­со­на­жей совер­ша­ет, кажет­ся, самую важ­ную для Пеле­ви­на рабо­ту. Он не боит­ся экс­пе­ри­мен­тов, ему ли их боят­ся, слов­но опыт­ный фото­граф, он уме­ло дви­га­ет коль­ца вновь собран­но­го объ­ек­ти­ва, игра­ет фоку­са­ми, гла­дит кноп­ку, но так и не реша­ет­ся сде­лать сни­мок. Пото­му, воз­мож­но, что любое дви­же­ние смах­нет неяс­ную кра­со­ту реаль­но­сти и лишит ее хоть како­го-то воз­мож­но­го смыс­ла и зна­че­ния. Это визу­аль­ный роман, попыт­ка из столк­но­ве­ния дис­кур­сив­ных прак­тик и шиф­ров, ино­гда иро­ни­че­ских, зача­стую совсем не счи­ты­ва­е­мых постро­ить image-бытие, исклю­ча­ю­щее чело­ве­ка. Нель­зя точ­но ска­зать, полу­чи­лось ли, но это и не важ­но: вме­сте с послед­ней стра­ни­цей схло­пы­ва­ет­ся ком­пен­ди­ум мира само­го глав­но­го рус­ско­го фан­та­зе­ра, наше­го совре­мен­ни­ка. В мат­реш­ку вло­же­на запис­ка (от Капу­сти­на, может быть?), гла­за чита­ют неяс­ную фра­зу, и по лицу вновь про­бе­га­ет такая зна­ко­мая усмеш­ка. Пись­мо о пись­ме, пись­мо для пись­ма, боро­да­чи, масо­ны, лам­поч­ки и доно­сы, kapustin root, allow, del.

–Вик­тор Пучков