Фото: vk 

Аль­бом назы­ва­ет­ся “Изде­ва­тель­ство”. Труд­но при­ду­мать назва­ние точ­нее. Иро­ния? Конеч­но. Но иро­ния совер­шен­но роман­но­го свой­ства. И кро­ме того, здесь заклю­чен явный пара­докс воз­вра­ще­ния (еще одна, кста­ти, вполне роман­ти­че­ская вещь). Воз­вра­ще­ние — ясно — к тра­ди­ци­он­но­му хард, руф энд хэви 70х, ослаб­лен­ны­ми басо­вы­ми стру­на­ми, гитар­но­му жиру и дым­ной атмо­сфе­ре малень­ких клу­бов и реп­то­чек. Но шту­ка в том, что груп­па Казус­ко­ма меня­ет каче­ство этой ревер­сии: воз­врат ста­но­вит­ся не семан­ти­че­ской (как, напри­мер, у доб­рых трех чет­вер­тей групп-участ­ниц отгре­мев­ше­го Psychfest’а) харак­те­ри­сти­кой мето­да, а вполне мор­фо­ло­ги­че­ской, т.е. при­род­ной, т.е. as it is. А тако­го мало. Да вот те же Sonic Death и Матуш­ка-Гусы­ня при­хо­дят на ум — и все, пожа­луй. Груп­пы — важ­но — из Санкт-Петер­бур­га, Казус­ко­ма — трио московское.

Начи­на­ет­ся все вполне обы­ден­ным сего­дня шагом: лати­ни­ца меня­ет­ся на кирил­ли­цу, Kazuskoma ста­но­вит­ся Казус­ко­мой, музы­ка тяже­ле­ет и “русе­ет”. Язык под­ра­зу­ме­ва­ет реви­зию соста­ва: к Арте­му Ляхов­ско­му при­со­еди­ня­ют­ся участ­ни­ки групп Спа­си­бо и weloveyouwinona — Федор Дени­сов и Антон Евсе­ев. В 2015 году трио запи­сы­ва­ет гряз­ный гараж­ный мини­аль­бом “Втрес­ки­ва­ние”, сле­ду­ю­щий вполне в фор­ма­те heavy-psych-ревай­вла, самая инте­рес­ная часть кото­ро­го охва­ты­ва­ет севе­ро-запад (преж­де все­го, Питер и Пет­ро­за­водск). Марш­рут от пер­вой EP до дебют­но­го лонг-плея стал для груп­пы Казус­ко­ма путе­ше­стви­ем из Петер­бур­га в Моск­ву. Или — в наших тер­ми­нах — еще одним возвращением.

Нас не долж­ны путать эти неволь­ные лите­ра­тур­ные под­тек­сты, Рос­сия — стра­на окруж­но­стей, в одной Москве четы­ре коль­ца внут­ри и еще два коль­ца дорог сна­ру­жи, у нас центр на пери­фе­рии. Ради­щев, этот “бун­тов­щик хуже Пуга­че­ва”, в кон­це XVIII века (вели­ко­го века уста­нов­ки обще­ствен­ных пара­дигм) зани­мал­ся при­мер­но тем же и с тем же успе­хом, что и груп­па Казус­ко­ма сей­час: он осва­и­ва­ет стан­дар­ты запад­ной фило­со­фии в ракур­се рус­ских реа­лий. Не под­ра­жа­ет, подоб­но, напри­мер, Кан­те­ми­ру или Тре­ди­а­ков­ско­му, а имен­но что осва­и­ва­ет. Позд­нее, если уже совсем отвле­кать­ся на лите­ра­ту­ру, это даст свои пло­ды в лице вели­ко­го рус­ско­го писа­те­ля Чул­ко­ва. Так­же и с Комой: здесь нет ника­ко­го под­ра­жа­ния, подоб­но­го под­ра­жа­нию ран­них пси­хо­де­ли­че­ских групп в диа­па­зоне от The Toobes до Scarlet Dazzle, но есть имен­но что осво­е­ние. Имен­но что кооп­та­ция, имен­но что на рус­ской почве.

Их музы­ка лише­на каких-либо носталь­ги­че­ских огля­док. Да, на фоне Чар­ли Мун­хар­та и Тая Сигал­ла осво­е­ние — луч­ший эвфе­мизм для под­ра­жа­ния, но ведь и они зани­ма­ют­ся при­мер­но тем же: осва­и­ва­ют. Реа­лии толь­ко дру­гие, а за реа­ли­я­ми и (музы­каль­ный) язык. Мне кажет­ся, что сопо­став­ле­ние гараж­но­го ревай­вла у нас и в Аме­ри­ке — боль­шая и отдель­ная тема для глу­бо­кой рефлек­сии, но не в этот раз. Для меня в дан­ном кон­тек­сте важ­но еще и вот что. Поми­мо про­че­го, ведь Казус­ко­ма мог­ла бы быть, мне кажет­ся, инкар­на­ци­ей забы­той уже груп­пы Lesbian Boy, если бы та в свое вре­мя не изме­ни­ла назва­ния на Raketa Boy и не отка­за­лась от пан­ков­ской юно­сти в сте­нах “Клу­ба им. Джер­ри Руби­на”. Ну а тут уже и до Ярче 1000 Солнц рукой подать. И здесь коль­цо замы­ка­ет­ся: воз­вра­ще­ние при­об­ре­та­ет долж­ный порядок.

Казус­ко­ма, 2016

И тут же Sonic Death, без срав­не­ния с ними труд­но обой­тись, они все-таки нача­ли про­во­ра­чи­вать эти шту­ки рань­ше. Раз­ни­ца в акцен­тах. У Моро­зо­ва — это лири­че­ское упраж­не­ние, у Ляхов­ско­го — это упраж­не­ние в рито­ри­ке. В самом деле, гараж для Sonic Death попыт­ка скрыть­ся, как под сло­ем кор­спейн­та, а для Комы как раз повод снять покро­вы. Но несмот­ря на раз­ли­чия, эта в сущ­но­сти жеман­ная музы­ка и тех, и у дру­гих, пафос­ная, дис­кур­сив­но сло­же­на об одном: поли­ти­че­ская под­клад­ка рас­смат­ри­ва­ет­ся лишь как внут­рен­ний кон­фликт воли, а не как соци­аль­ный акти­визм, в общем-то, зара­нее обре­чен­ный. “Я сво­бо­ден, хотя мир вокруг нет”. — Гово­рят они. Декла­ра­ция роман­ти­че­ско­го харак­те­ра. И если иро­ния, допу­стим, Соло­мен­ных ено­тов заклю­ча­ла в себе при­знак воз­вы­шен­но­го отда­ле­ния от рас­пав­шей­ся фор­мы мира, то здесь наобо­рот — мир ста­но­вит­ся объ­ек­том казу­аль­ных интер­пре­та­ций, столк­но­ве­ний, игр со штампами.

Это музы­ка, откры­ва­ю­щая за под­шпор­ка­ми каза­лось бы устой­чи­во­го быта под­лин­ный хаос, раз­мы­тость чувств и невоз­мож­ность сози­да­ния, с одной сто­ро­ны, но и — с дру­гой — пред­по­ла­га­ет зна­чи­тель­ность ново­го шага, мас­штаб новой игры.