Если рас­по­ря­док при­нять за раду­гу, мно­го ста­нет ясным.

Гово­рят, он любил зон­ти­ки, каким бы ни был гоно­рар, щед­рый или гро­ше­вый, он непре­мен­но шел на угол ули­цы, теперь нося­щей его имя, в самом цен­тре Аркёй-Кашан, южной окра­ине Пари­жа, и поку­пал в лав­ке новый экземпляр.

Музы­ка начи­на­лась потом. На лавоч­ке скве­ра, ныне тоже одно­имен­ном, он при­са­жи­вал­ся рас­смот­реть покуп­ку. Шелест упа­ков­ки, лег­кое напря­же­ние зон­тич­ной тка­ни, рас­по­ря­док дела­ет нас счастливее.

Что­бы что-то напи­сать, нуж­но при­брать­ся в ком­на­те. И тогда она ста­нет ули­цей с тво­им име­нем, ста­нет сни­мать шля­пу перед сосе­дя­ми, дру­ги­ми зна­ме­ни­то­стя­ми, рас­по­ла­га­ю­щи­ми узкие мало­этаж­ки на сво­их ладо­нях, Пас­ка­лем, Рас­па­ем, Фаб­ье­ном и Сидоб­ром. Наблю­дать дви­же­ния пыли. Созер­цать узор обо­ев. И далее — свою тапер­скую юность. Хотя, какую юность, после­ар­мей­скую моло­дость. Один костюм на дво­их, Мон­мартр, Алле, конеч­но, Алле, ули­цу Кор­то. И Мари, поче­му нет, Сюзан-Мари.

Один из сво­их авто­порт­ре­тов он под­пи­шет сло­ва­ми дру­га: “Я при­шел в ста­рый мир слиш­ком моло­дым”. Что это — моло­дость? Это рас­тя­ну­тое утро; рас­тра­чен­ные сига­рет­ные клу­бы; часы вза­пер­ти сво­бод­ной гри­мер­ки — “Сати, ты дол­жен быть трезв”; вечер­ние пешие кило­мет­ры с Мон­пар­на­са в дом с четырь­мя тру­ба­ми; часы раз­го­во­ров. Когда новые спи­цы париж­ско­го солн­ца кос­нут­ся Сены, и она ста­нет слег­ка похо­жей на розо­вую от тре­пе­та недав­не­го сви­да­ния хорист­ку из Эколь дэз Ар, ветер под­хва­тит их голо­са. Голо­са люб­ви, голо­са той послед­ней ссо­ры воз­ле окна. Что после это­го вре­мя? сло­ва? воздух?

Музы­ка долж­на быть рас­по­ряд­ком, укра­шать быт, лаки­ро­вать его. Как раду­га, если допу­стить, что раду­га содер­жит смысл. Музы­ка — это инстинкт. Впро­чем, все сло­ва неудач­ные. Кто уку­сил боль­нее — Сати или эпо­ха? Кокто уве­ря­ет, что оба достой­ны побе­ды: Сати сидел в пасти Фаф­ни­ра и играл свои пье­сы, Волк, знак обре­чен­ной судь­бы мира, не смел щелк­нуть зубами.

Эпо­ха рож­да­ла шедев­ры, неви­дан­ные ранее, Сати сво­ей бес­печ­ной рас­тя­ну­той моло­до­стью мето­дич­но усти­лал им доро­гу. Оба сто­и­ли друг дру­га, живот­ные муд­рее (Сати был в этом убеж­ден), при невоз­мож­но­сти выиг­ры­ша они делят тер­ри­то­рию поровну.

Так и слу­чи­лось. Оба язви­ли, так зло, как толь­ко было воз­мож­но. Про­чти­те в Запис­ках мле­ко­пи­та­ю­ще­го, самом доступ­ном на сего­дня изда­нии его про­зы, пись­ма: при­горш­ни яда по всем адре­сам. Эпо­ха огры­за­лась: Сати даже побы­вал в тюрь­ме, послал кри­ти­ку открыт­ку со сло­ва­ми “зад­ни­ца, при том нему­зы­каль­ная”, дело дошло до суда. Он рас­пла­чи­вал­ся с эпо­хой пылью сво­ей ком­на­ты (“Чаще все­го он пред­ста­вал пред нами в пыли”, — Фур­нье.), вхо­дя­щие пись­ма не рас­пе­ча­ты­вал, куп­лен­ным фоно ни разу ни поль­зо­вал­ся. Как же он сочи­нял? — удив­ля­лись совре­мен­ни­ки. — Как он дер­жал это в голо­ве? Как запи­сы­вал? Без пробы?

Сати, веро­ят­но, был не очень при­ят­ным чело­ве­ком. Эпо­ха назва­ла его фиг­ля­ром, ост­ро­ум­ным и забав­ным, его талант скры­вал­ся за пото­ком слов, риту­а­лов, жестов. (“Обед Сати мог длить­ся часа­ми”. — Орик.) Его зна­че­ние в столк­но­ве­нии мыс­лей. Кокто назвал его лекар­ством, а лекар­ство не все­гда при­ят­но на вкус. Имен­но Сати под­ска­зал Дебюс­си то, что потом назо­вут экс­прес­си­о­низ­мом в музы­ке. Имен­но он ста­нет у исто­ков груп­пы “Шести”. И он же пред­вос­хи­тит мини­ма­лизм Рай­ха и Кей­джа.

Меб­ли­ров­ка, конеч­но, была неиз­беж­ным след­стви­ем вза­им­но­го несов­па­де­ния. Сати обла­дал без­упреч­ным чув­ством фор­мы и стой­ко­стью: “обой­ная” музы­ка — это спо­соб раз­го­во­ра с веч­но­стью. Что­бы что-то зна­чить нуж­но пра­виль­но сопо­ло­жить себя с образ­ца­ми. Сати выби­ра­ет себе в союз­ни­ки Сокра­та, тоже, веро­ят­но, не само­го обхо­ди­тель­но­го чело­ве­ка. Но любез­ность за пре­де­ла­ми про­бле­ма­ти­ки Сати, его, как и Сокра­та, дви­жет удив­ле­ние, семе­на это­го удив­ле­ния про­из­рас­та­ют на поч­ве диа­лек­ти­ки мыс­ли. Глав­ный пункт его твор­че­ства — отли­чие, он все­гда ищет раз­но­сти, а раз­ность — это отсут­ствие лиш­не­го. Самый изви­ли­стый путь к клас­си­ке, но и самый вер­ный, здесь эпо­ха бессильна.

Все вос­по­ми­на­ния о нем — это пере­сказ раз­го­во­ров, ред­ких откро­ве­ний. И в то же вре­мя никто не гово­рит о нем опре­де­лен­но. “Те, кто знал, был зна­ком с Эри­ком Сати, не все­гда зна­ли Эри­ка Сати насто­я­ще­го, он оста­ет­ся зага­доч­ным, стран­ным, при­тя­га­тель­ным, как сла­бый блед­ный свет, не угас­ший сре­ди бурь, мер­ца­ю­щее пла­мя, кото­рое про­дол­жа­ет поти­хонь­ку гореть у ног див­ной боги­ни,” — вновь Фур­нье.

Он не мог жить ина­че. Судь­ба рас­топ­чет, раз­во­ро­шит уни­что­жит. Эпо­ха все­гда оди­на­ко­ва. Хит­рый ста­рик Сати выучил все уро­ки. Семя, пад­шее в зем­лю, если не умрет, то оста­нет­ся одно, а если умрет, то при­не­сет мно­го пло­да. Он назы­вал себя “хри­сти­ан­ским вои­ном, пре­чи­стым и пре­ис­пол­нен­ным Бога”. И поэто­му его зна­ме­ни­тый калам­бур — “Меня зовут Эрик Сати, в общем-то, как и всех” — это не про­сто игра ума: это про­грам­ма. Слож­но ска­зать, кому из сво­их зна­ко­мых он отво­дил какую роль, но топо­гра­фия, исто­рия, леген­да и назна­че­ние его Церк­ви Искус­ства Иису­са Путе­во­ди­те­ля в бума­гах раз­ра­бо­та­на настоль­ко тща­тель­но и подроб­но, что, пожа­луй, эта игра была всерьез.

Сре­ди неопи­су­е­мо­го бес­по­ряд­ка его закры­той при жиз­ни для посе­ти­те­лей ком­на­ты (келья?) были най­де­ны тыся­чи кар­то­чек с кал­ли­гра­фи­че­ски­ми опи­са­ни­я­ми все­воз­мож­ных при­спо­соб­ле­ний, долж­но­стей, харак­те­ров “его свин­цо­во­го ост­ро­ва”. “Опи­сью мира по ту сто­ро­ну зер­ка­ла” назо­вет их Орнел­ла Воль­та. Это един­ствен­ная систе­ма, кото­рую он оставил.

Уже упо­мя­ну­тое изда­ние пред­став­ля­ет Эри­ка Сати писа­те­лем. Меж­ду тем, эта скром­ная книж­ка само­го удоб­но­го в мире фор­ма­та дока­зы­ва­ет обрат­ное: ника­ким писа­те­лем он не был. Собран­ные под одной облож­кой отрыв­ки могут дать пред­став­ле­ние об обра­зе мыс­лей (пара­докс), сти­ле (пре­дель­ная ясность) и харак­те­ре (иро­ния) Сати, но не о его амби­ци­ях создать что-то в про­зе. Веро­ят­но, таких амби­ций у него и не было, впро­чем, как не было, види­мо, амби­ций музы­каль­ных. Во вся­ком слу­чае опи­сан­ных в при­выч­ных кате­го­ри­ях. “Я пред­по­чи­таю назы­вать себя фоно­мет­ри­стом”, — гово­рит он, и далее в дру­гом месте, — “Все мои несча­стья свя­за­ны с тем, что я играл музы­ку соб­ствен­но­го сочи­не­ния”.

Иро­ния не скры­ва­ет прав­ды. Музы­ка Сати — это изме­ре­ние сре­ды. “Он создал наше вре­мя”, — пишет Кокто. Имен­но музы­ка как сопро­вож­де­ние — вот его сверх­за­да­ча. Изде­ва­ясь послед­ним вздо­хом, вре­мя назо­вет это позд­нее саунд­тре­ком. Но пусть даже и так. Сти­хия дви­же­ния, раз­го­во­ра, слу­чай­но­го сов­па­де­ния, встре­чи — глав­ный его стро­и­тель­ный мате­ри­ал. И неда­ром его пер­вый замет­ный успех — музы­ка к бале­ту Парад — боль­ше дру­гих свя­за­на с пла­сти­кой чело­ве­че­ско­го взаимодействия.

То, что нам ясно о Сати-ком­по­зи­то­ре, кон­тра­сти­ру­ет с нашим пол­ным неве­де­ни­ем о Сати-чело­ве­ке. Родил­ся в Онфле­ре, вел богем­ный образ жиз­ни, был посред­ствен­ным уче­ни­ком в кон­сер­ва­то­рии, стра­дал от бед­но­сти, жил в оди­но­че­стве в Аркее — это плюс одна на всю жизнь, пожа­луй, судь­бо­нос­ная встре­ча. Но, кажет­ся, в ней един­ствен­ный ключ к его личности.

“Четыр­на­дца­то­го чис­ла, меся­ца янва­ря, года тыся­ча восемь­сот девя­но­сто тре­тье­го от Рож­де­ства Хри­сто­ва, кото­рое выпа­ло на суб­бо­ту, нача­лась моя любов­ная связь с Сюзан­ной Вала­дон, закон­чив­ша­я­ся во втор­ник два­дца­то­го чис­ла, меся­ца июня того же года”.

Он напи­сал ей сот­ни писем после раз­ры­ва, но ни одно­го не отпра­вил, после его смер­ти Сюзан­на все их сожгла. Рекон­струк­ции их полу­го­до­во­го рома­на посвя­щен соро­ка­ми­нут­ный фильм Satie and Suzanne. Сюжет про­стой, стро­ит­ся на извест­ных нам фак­тах: париж­ское кафе, Сена вышла из бере­гов, все спа­са­ют­ся на высо­те Мон­март­ра, в кафе. Два акте­ра — он и она — в обрам­ле­нии изу­ми­тель­ной хорео­гра­фии на музы­ку Сати с пау­за­ми из его же афо­риз­мов. Фильм этот вышел в каче­стве при­ло­же­ния к одно­му из мно­го­чис­лен­ных собра­ний фор­те­пи­ан­ных работ масте­ра и содер­жит в себе важ­ную догад­ку о дви­же­нии как глав­ной кате­го­рии его музыки.

Думаю, Сати все пони­мал. Этот тип живо­го Дон Кихо­та, отча­ян­но вкла­ды­вал­ся в слу­же­ние тем иде­а­лам, в кото­рые верил. Но имен­но так и толь­ко так заго­ва­ри­ва­ют время.

Зон­тик сколь­зит обрат­но в упа­ков­ку, риту­ал закон­чен. На без­ли­ких стек­лах кафе отра­жа­ют­ся кам­ни мосто­вой. Он поправ­ля­ет очки, раз­гла­жи­ва­ет брю­ки, руки сами нажи­ма­ют нуж­ную кла­ви­шу. Музы­ка — это рас­по­ря­док, цве­та­стая раду­га скуки.

–В.П., облож­ка: С. Вала­дон, кар­ти­на: С. Руси­ньоль