фото предо­став­ле­ны груп­пой и В.К.

18+

Пол­то­ра года назад Вяче­слав Кинь­шин объ­явил о роспус­ке сво­ей груп­пы Ghetto Girls. Этот про­ект, в кото­ром поэт читал сти­хи на музы­ку гул­ких син­те­за­тор­ных шумов, высту­пал на сцене в жен­ских пла­тьях, подоб­но ран­не­му Кур­ту Кобей­ну, запом­нил­ся не толь­ко бла­го­да­ря эпа­таж­но­му обра­зу, но и, преж­де все­го, попыт­кой по-ново­му упа­ко­вать уже забы­тый вро­де бы жанр spoken word. После кон­чи­ны груп­пы Кинь­шин сосре­до­то­чил­ся на лите­ра­ту­ре, начал писать роман, высту­пать с чте­ни­я­ми. Мар­ги­нал все боль­ше стал похо­дить на эсте­та. Каза­лось, что музы­ки боль­ше не будет, но воз­врат все-таки про­изо­шел. В октяб­ре по музы­каль­ным паб­ли­кам раз­бе­жал­ся аль­бом ДВОРЦЫ И ТЮРЬМЫ груп­пы СОЗЕРЦАЯ ВОЛНЫ, ново­го про­ек­та Вяче­сла­ва Кинь­ши­на и его дру­зей. Внеш­няя инто­на­ция сохра­ни­лась, но жен­щи­на исчез­ла. Оста­лись по-преж­не­му пре­дель­но холод­ный звук и суро­вые зна­ки вре­ме­ни, но в обрам­ле­нии более чет­кой и пря­мо­ли­ней­ной поэ­ти­че­ской позиции. 

СОЛОМА. рас­спро­си­ла Вяче­сла­ва о воз­вра­ще­нии к музы­ке и тех изме­не­ни­ях, кото­рые с ним произошли.

***

За эти пол­то­ра-два года ты сме­нил при­чес­ку, рас­пу­стил груп­пу, что ты поте­рял за это вре­мя, кро­ме волос, а что приобрел?

Я поте­рял все и всех. Я и себя поте­рял, сошел с ума и столк­нул­ся с тем, что не могу пере­дать сло­ва­ми, с силой, перед кото­рой чело­век жалок и бес­по­мо­щен. Она ста­ла неотъ­ем­ле­мой частью меня. Это был есте­ствен­ный про­цесс ищу­ще­го осво­бож­де­ния чело­ве­ка. Шоки­ру­ю­щий, вол­ну­ю­щий, безум­ный и неза­бы­ва­е­мый. Гни­лое зда­ние рух­ну­ло, фун­да­мент я разо­брал соб­ствен­ны­ми рука­ми. От меня все отва­ли­ва­лось, дру­зья за исклю­че­ни­ем двух доро­гих мое­му серд­цу людей, отво­ра­чи­ва­лись, пред­по­чи­тая оста­вать­ся в сво­ем боло­те, с кем-то я рас­ста­вал­ся лич­но. Суд­ный день длил­ся око­ло двух недель, в тече­ние кото­рых я не пони­мал, выжи­ву или нет, и буду ли поми­ло­ван… Сидел в пред­ва­ри­лов­ке меж­ду жиз­нью и смер­тью и ждал при­го­во­ра… Когда две­ри в этот мир закры­ва­ют­ся, сра­зу пони­ма­ешь, насколь­ко он пре­кра­сен и вели­ко­ле­пен, какие воз­мож­но­сти откры­ва­ет и что поз­во­ля­ет сде­лать и попра­вить. Ника­ких слов и оправ­да­ний, один на один с сове­стью… Фак­ты и твоя ответ­ствен­ность. В ито­ге, не знаю за какие такие заслу­ги, может быть, за буду­щие, я при­об­рел все – чистое серд­це и прав­ду внут­ри него; мир, спо­кой­ствие, гар­мо­нию, сдер­жан­ность, пони­ма­ние фун­да­мен­таль­ных зако­нов это­го мира (конеч­но, не всех, надо быть гото­вым, но я схва­ты­ваю на лету), кото­рые выше зем­ных, осо­знал цен­ность жиз­ни и смер­ти. Толь­ко тогда, когда я пере­стал дер­жать­ся и начал отпус­кать свои стра­хи, я уви­дел, сколь­ко все­го настро­ил вокруг того, чего нет, мыль­ный пузырь лоп­нул… я понял, что могу летать, и стал гото­вить к поле­там скафандр.

Насколь­ко труд­но дал­ся тебе этот аль­бом после закры­тия Ghetto Girls? Как я это вижу со сто­ро­ны: груп­пы не ста­ло, ты попы­тал­ся най­ти себя в тра­ди­ци­он­ных фор­мах, и в Вол­нах вер­нул­ся к наи­бо­лее есте­ствен­но­му спо­со­бу осу­ществ­ле­ния сво­ей поэ­зии. Это так?

Совсем нетруд­но. Я из бара­на чудес­ным обра­зом пре­вра­тил­ся в чело­ве­ка. Сти­хи писать не пре­кра­щал… Да, был неболь­шой пери­од, когда я думал, что к музы­ке уже не вер­нусь. Нехи­ло меня стре­ма­нул Фран­кен­штейн, кото­ро­го я создал… Мне тре­бо­вал­ся отдых и вре­мя рас­пле­сти до кон­ца все узел­ки, кото­рые я завя­зал. Я сосре­до­то­чил­ся на сло­ве и пере­смот­ре напи­сан­но­го. Очень инте­рес­но мне было понять, что я там нака­тал, пока был в бес­со­знан­ке. Потом при­вел в поря­док свое твор­че­ство, занял­ся изда­ни­ем. И да, как ты точ­но заме­тил, вер­нул­ся к наи­бо­лее есте­ствен­но­му спо­со­бу осу­ществ­ле­ния сво­ей поэзии.

Давай пого­во­рим подроб­нее об аль­бо­ме. Если Girls — это жен­ское, то Вол­ны — это мужское?

Да, муж­ское. Но в то же вре­мя нечто бес­по­лое. Пол пере­стал быть важен. Секс ушел, остал­ся свидетель.

И как тогда один про­ект соот­но­сит­ся с дру­гим? Это про­дол­же­ние или что-то отдель­но стоящее?

В Ghetto Girls я фигурировал(-а), в Вол­нах я фигу­ри­рую, и в этом плане они явля­ют­ся моим про­дол­же­ни­ем. Но есть важ­ный момент – в Вол­нах еще два пол­но­прав­ных участ­ни­ка, кото­рые созда­ют музы­ку, у кото­рых свое виде­ние. Наши пути пере­сек­лись и соеди­ни­лись в этом про­ек­те. И в этом плане – это, конеч­но, что-то сто­я­щее отдель­но. Солист­ка Ghetto Girls умер­ла, она шла тро­пой мести и выры­ла себя могилу.

Мож­но ли гово­рить, что это разо­вый про­ект, вро­де аудиок­ни­ги, или мы можем ждать продолжения?

Нет, не разо­вый. Про­дол­же­ние будет, во вся­ком слу­чае, сей­час никто не соби­ра­ет­ся ухо­дить. Пла­ни­ру­ем запи­сать EP и выло­жить в интер­нет, потом новый аль­бом и т.д. 14-ого фев­ра­ля в Петер­бур­ге будет наш пер­вый кон­церт. Очень вол­ни­тель­но. Как поет­ся в песне: «Опять скри­пит потер­тое седло…»

Рас­ска­жи, как созда­вал­ся этот аль­бом? Кто участ­во­вал в создании? 

Летом 15-ого года я про­ту­со­вал­ся под Вол­хо­вом наедине с собой и изред­ка заха­жи­вав­ши­ми ко мне кош­ка­ми и ежа­ми. Артем Семе­нов (мой друг и това­рищ) в это вре­мя взял­ся за напи­са­ние музы­ки к ново­му про­ек­ту. До это­го, насколь­ко мне извест­но, ничем подоб­ным он не зани­мал­ся. То есть он сра­зу изве­стил меня об этом, и я не то, что­бы серьез­но не отнес­ся к его сло­вам, про­сто не хотел думать, стро­ить пла­ны, зага­ды­вать. Я нако­нец-то оста­но­вил­ся и вылез из коле­са… Мне было инте­рес­но посмот­реть, что будет про­ис­хо­дить в окру­жа­ю­щем мире без мое­го уча­стия. Я дове­рил­ся судьбе.

Осе­нью он пока­зал мне пло­ды сво­их тру­дов и сти­хи, ото­бран­ные для них. Я все еще не до кон­ца пони­мал то это или не то… Когда мы ста­ли запи­сы­вать дома у наше­го дру­га вокал, я окон­ча­тель­но убе­дил­ся, что не готов читать и исполь­зо­вать ста­рые сти­хи, на кото­рые Артем напи­сал музы­ку. Это было все рав­но что вле­зать в став­ший мне тес­ным сце­ни­че­ский образ. Меня там не было, читать их искренне я не мог, гнать преж­нюю вол­ну не хотел. Я объ­яс­нил Арте­му свою пози­цию и пред­ло­жил пой­ти на компромисс.

То есть тек­сты писа­лись спе­ци­аль­но под про­ект? Я смог опре­де­лить 3 тек­ста из сбор­ни­ка «Паде­ние», что-то я вро­де бы читал раньше…

В аль­бо­ме дей­стви­тель­но есть несколь­ко сти­хов из «Паде­ния» и одно из «Блуж­да­ний», наи­бо­лее соот­вет­ству­ю­щих мое­му нынеш­не­му миро­ощу­ще­нию и миро­по­ни­ма­нию, их мы и оста­ви­ли, вто­рую же поло­ви­ну или чуть боль­ше, я выбрал из напи­сан­ных после пере­до­зи­ров­ки. Таким обра­зом, мне все понра­ви­лось и вста­ло на свои места, Арте­му тоже.

Око­ло года он доде­лы­вал аран­жи­ров­ки… но чего-то еще не хва­та­ло. Мы оба это пони­ма­ли. Чело­век, кото­рый дол­жен был напи­сать гитар­ные пар­тии, осо­бой ини­ци­а­ти­вы и заин­те­ре­со­ван­но­сти не про­яв­лял. Мы и не наста­и­ва­ли. И тут судь­ба сво­дит меня с ▲**. Он попро­сил напи­сать пресс-релиз к сво­е­му соль­но­му про­ек­ту, а я рас­ска­зал ему о Вол­нах и попро­сил выска­зать ком­пе­тент­ное мне­ние по пово­ду услы­шан­но­го, и, чего уж терять­ся, пред­ло­жил, если он заин­те­ре­су­ет­ся, поскрет­чить и посмот­реть, что из это­го вый­дет. Что каса­ет­ся вер­ту­шек и вини­ла – все это было для меня в дико­вин­ку, а я люб­лю экс­пе­ре­мен­ти­ро­вать. Так в лод­ке ока­за­лось трое. Не знаю, появит­ся ли соба­ка или какая дру­гая жив­ность… Поживем-увидим.

Как устро­ен про­цесс? Ты вли­я­ешь на музы­каль­ную часть? 

На музы­каль­ную часть влияю, но не силь­но. Я не музы­кант, поэто­му при­хо­дит­ся Арте­му образ­но и мета­фо­ри­че­ски объ­яс­нять, чего я хочу, что-то пока­зы­вать на кон­крет­ных при­ме­рах, а он уже пере­во­дит это на язык музы­ки. Мате­ри­ал к аль­бо­му он напи­сал само­сто­я­тель­но, я в кон­це чуть-чуть вме­шал­ся. Назва­ние Двор­цы и тюрь­мы Артем сты­рил у Шар­ля Бод­ле­ра, мне очень понра­ви­лось. Я и не пом­ню уже, напи­сал ли стих про­сто, сре­а­ги­ро­вав на назва­ние, или еще и аран­жи­ров­ку услы­шал… Осталь­ные сти­хи были напи­са­ны до это­го. В буду­щем, думаю, этот про­цесс ста­нет более, хм, обо­юд­ным, что ли, вза­и­мо­до­пол­ня­ю­щим. Разыг­ра­ем­ся слег­ка, син­хро­ни­зи­ру­ем­ся — и поне­сет­ся. Сей­час груп­па нахо­дит­ся на ста­дии при­ти­ра­ния, нача­ли репе­ти­ро­вать, кон­церт все-таки через два месяца.

***

Ты можешь рас­ска­зать: как ты пишешь сти­хи? Это запись или диктовка? 

Это запись. То, как я писал сти­хи рань­ше, силь­но отли­ча­ет­ся от того, как я пишу их сей­час. Рань­ше (а это боль­шая часть напи­сан­ных мной сти­хо­тво­ре­ний на дан­ный момент, сюда отно­сят­ся все три опуб­ли­ко­ван­ных сбор­ни­ка – Поте­ря невин­но­сти, Блуж­да­ния и Паде­ние) мной дви­га­ло жела­ние научить­ся писать сти­хи, нар­ко­ти­ки, плюс  такие чув­ства, как злость, оби­да, зависть, страх и рев­ность… Я хотел быть услы­шан­ным. Ну, и, конеч­но же, жела­ние разо­брать­ся в себе и окру­жа­ю­щем мире. Послед­нее, навер­ное, в мень­шей сте­пе­ни, боль­ше хоте­лось выра­зить выше­пе­ре­чис­лен­ные чув­ства в поэ­ти­че­ской фор­ме. В ран­них сти­хо­тво­ре­ни­ях вооб­ще было мно­го жид­ко­сти – слез, мочи, рво­ты, гноя, выде­ле­ний, кро­ви и т.д. Я бук­валь­но не писал, а выпле­вы­вал, выб­ле­вы­вал и выдав­ли­вал их из себя… Про­цесс напи­са­ния про­ис­хо­дил болез­нен­но и тре­бо­вал боль­ших энер­ге­ти­че­ских затрат, опу­сто­шая меня. При­чем я искренне верил, что по-дру­го­му и быть не может. Усерд­ство­вал неве­ро­ят­но, да так, что­бы все об этом зна­ли и виде­ли, как я бед­няж­ка, стра­даю, из-за это­го. Хло­пот и боли близ­ким мне людям я при­чи­нял мно­го… Это факт. Абсо­лют­но нездо­ро­вые обсто­я­тель­ства и усло­вия, изна­чаль­но толк­нув­шие меня писать, потом я начал вос­про­из­во­дить созна­тель­но, зная, что обре­ту в них твор­че­ский импульс к напи­са­нию чего-то ново­го. Ниче­го ново­го я не писал, а повто­рял одно и то же. Люби­мых и доро­гих серд­цу людей разо­гнал, окру­жив себя непо­нят­но кем… Хож­де­ние по кру­гу про­дол­жа­лось дол­гие годы и ста­ло пыт­кой, мне надо было обя­за­тель­но рас­пи­нать себя. Бред, коро­че… Я все боль­ше и боль­ше раз­ру­шал себя твор­че­ски, пси­хи­че­ски, физи­че­ски и духов­но, играя в опас­ную и смер­тель­ную игру.

А теперь?

Сей­час (то есть послед­ние два года после пере­до­зи­ров­ки) все серьез­но поме­ня­лось. Сти­хи писать научил­ся, нар­ко­ти­ки упо­треб­лять пере­стал, в себе разо­брал­ся, демо­нов при­стру­нил, смерть при­нял и жизнь тоже, с болью и гор­ды­ней рас­про­щал­ся, поэто­му нахо­жусь в отлич­ной твор­че­ской и физи­че­ской фор­ме. Мне не столь­ко важ­но услы­шат меня теперь или нет, сколь­ко важ­но – про­сто быть собой, про­сто нахо­дить­ся здесь и сей­час. Пишу уве­рен­нее, спо­кой­нее и осо­знан­нее… и не пото­му, что хочу, а пото­му что пишу, пото­му что боль­ше нет ника­ко­го раз­де­ле­ния. Вави­лон пал. Я обрел целостность.

Опи­ши, пожа­луй­ста, эту разницу.

Уро­вень у напи­сан­но­го гораз­до выше, про глу­би­ну вооб­ще не гово­рю… Сам себе пора­жа­юсь и еже­днев­но бла­го­да­рю Все­лен­ную за пре­под­не­сен­ные мне уро­ки. И, глав­ное, полу­чаю от твор­че­ско­го про­цес­са огром­ное удо­воль­ствие. Боль­ше не наси­лую себя и не мучаю дру­гих. То, что каса­ет­ся сти­хов, теперь их напи­са­ние поз­во­ля­ет мне вос­ста­но­вить внут­рен­ний баланс и рав­но­ве­сие, осмыс­лить какой-то новый опыт или впе­чат­ле­ния, выра­зить то, что надо выра­зить, то, что пере­пол­ня­ет. Вот и все. Это напо­ми­на­ет охо­ту. Ино­гда доста­точ­но тихо сидеть и не совер­шать рез­ких дви­же­ний – добы­ча сама при­дет, ино­гда надо вый­ти из заса­ды и побро­дить по лесу…

Кажет­ся, что твой стих по-насто­я­ще­му суще­ству­ет, будучи не про­сто про­чи­тан­ным, а про­из­не­сен­ным? То есть про­чи­тан­ным на пуб­ли­ку? Насколь­ко это спра­вед­ли­во, по-твоему?

Надо поду­мать… Тут есть нюан­сы, кото­рые не знаю даже как сфор­му­ли­ро­вать… Сти­хо­тво­ре­ние – оно как душа, оно про­сто суще­ству­ет и фор­ма его выра­же­ния или доку­мен­ти­ро­ва­ния уже вто­рич­на. Оно от это­го не ста­нет менее или более насто­я­щим. Ты же не можешь ска­зать, что без тела нет души? Душа как раз без тела вро­де как нор­маль­но обхо­дит­ся, а тело без души раз­ла­гать­ся начи­на­ет. Это мож­но оспа­ри­вать, но сто­ит загля­нуть в себя поглуб­же и спо­рить сра­зу пере­хо­чет­ся. Нако­нец-то захо­чет­ся помол­чать. Но в этом мире сти­хо­тво­ре­нию, навер­ное, луч­ше обза­ве­стись одеж­дой, что­бы его смог­ли услы­шать и все осталь­ные, а не толь­ко ты. Опять-таки я пола­га­юсь исклю­чи­тель­но на свой опыт. Это не столь­ко важ­но сти­хо­тво­ре­нию как тако­во­му, сколь­ко поэту – про­чи­тать его, обна­жив свою внут­рен­нюю кра­со­ту и муд­рость или урод­ство и глупость.

Некра­сов — наи­бо­лее близ­кий тебе поэт? Как ты соот­но­сишь для себя граж­дан­ское зву­ча­ние и соб­ствен­но лирику?

Нико­лай Алек­се­е­вич был бли­зок преж­не­му Сла­ве, кото­рый тоже любил болеть душой за уни­жен­ных и оскорб­лен­ных, пока не решил взять­ся за свое здо­ро­вье. При­шлось хоро­шень­ко поко­пать­ся в при­чи­нах сво­е­го мазо­хиз­ма, ото­дви­нув в сто­ро­ну чув­ства и нала­га­е­мые ими иска­же­ния. Никак я это не соот­но­шу. Граж­дан­ским поэтом себя не счи­таю, какие-то нот­ки в сти­хах, может быть, и про­ска­ки­ва­ют, но без какой-либо позы. Поли­ти­кой нико­гда не инте­ре­со­вал­ся и был далек от все­го это­го. Мне в прин­ци­пе «стад­ность» чуж­да. Граж­дан­ская поэ­зия – это какая-то застыв­шая фор­ма со сво­и­ми кано­на­ми и нуд­ны­ми сте­на­ни­я­ми, чудо­вищ­но скуч­ная, одно­об­раз­ная и тупо­ва­тая. Хоро­шее при­кры­тие для раз­но­го рода спе­ку­ля­ций и про­чей ерун­ды. Наде­юсь, что в буду­щем мне удаст­ся избе­жать это­го обще­го места, на кото­ром мно­гие спо­ты­ка­лись и спо­ты­ка­ют­ся.  Бого­из­бран­ный народ, неспра­вед­ли­во при­тес­ня­е­мый дру­ги­ми наро­да­ми или кем-нибудь из сво­их, и никак не вста­ю­щий из-за это­го с колен… А встать-то он хочет?  По-мое­му, ему при­коль­нее роп­тать. Печаль­но и не ново… Заез­жен­ный сце­на­рий, но до сих пор про­ка­ты­ва­ет. Или  отста­и­ва­ние прав како­го-то опре­де­лен­но­го соци­аль­но­го клас­са, изны­ва­ю­ще­го под пятой дру­го­го соци­аль­но­го клас­са. Низ ста­но­вит­ся вер­хом, послед­ние — пер­вы­ми, через какое-то вре­мя наобо­рот. Так все это и про­ис­хо­дит… А я вышел из игры.

Я пояс­ню, поче­му вспом­нил имен­но Некра­со­ва. Несмот­ря на фор­му декла­ма­ции, в самих сти­хах герой как буд­то обре­чен мол­чать и видеть, у него нет собе­сед­ни­ка. Поэто­му назва­ние Созер­цая вол­ны отра­жа­ет суть. Это, в общем, некра­сов­ское, он обра­щал­ся к музе. Кто твоя муза, какая она? Насколь­ко кон­траст фор­мы и содер­жа­ния был созна­тель­ным приемом?

Кто такая эта муза? Не знаю, быва­ет ли такое, но, кажет­ся, я поэт без музы. По край­ней мере, в наи­бо­лее упро­щен­ном пони­ма­нии этой осо­бы. На напи­са­ние сти­хов меня вдох­нов­ля­ет жизнь, полу­чен­ный опыт, новые впе­чат­ле­ния, внут­рен­ние оза­ре­ния, инте­рес­ные люди. Ино­гда про­сто думаю: “О, я же поэт! Дай-ка напи­шу что-нибудь!” Чув­ство, кото­рое явля­ет­ся пред­вест­ни­ком ново­го сти­хо­тво­ре­ния, я узнаю сра­зу — воз­ни­ка­ет вол­не­ние, азарт, и ты пони­ма­ешь: “Нача­лось!” Сколь­ко про­длит­ся охо­та неиз­вест­но — час или пять, два дня или три неде­ли — да и неваж­но, глав­ное, что ты в деле! По пово­ду кон­тра­ста содер­жа­ния и фор­мы — в поэ­зии все­гда боль­ше бес­со­зна­тель­но­сти и тран­са, ина­че это уже проза.

Город тюрем и город двор­цов — это един­ствен­ная реаль­ность, или суще­ству­ет дру­гая, кото­рая ей про­ти­во­сто­ит? Насколь­ко она дости­жи­ма? Как ты опре­де­ля­ешь для себя свободу?

Нет, не един­ствен­ная… Реаль­ность такая шту­ка скольз­кая, что не вижу смыс­ла о ней гово­рить, теперь пред­по­чи­таю ее пости­гать. Каки­ми бы ни были уни­вер­саль­ны­ми сло­ва, они все рав­но не могут отра­зить пол­но­стью и окон­ча­тель­но всю мно­го­гран­ность реаль­но­сти. Дуаль­ность – часть это­го мира и его усло­вие. Все самое инте­рес­ное за ее пре­де­ла­ми, вне ком­пе­тен­ции интел­лек­та и логи­че­ско­го, ана­ли­ти­че­ско­го мыш­ле­ния. Там нет слов. Тьма все­гда боро­нит, бузит и про­ти­во­сто­ит. Свет рас­се­и­ва­ет мрак. Дости­жи­мо все, было бы жела­ние и сила воли.

Сво­бо­да – это неза­ви­си­мость от ума и всей той фаб­ри­ки грез, кото­рую он про­из­во­дит. Это неза­ви­си­мость от эго, чувств и эмо­ций. Неза­ви­си­мость от живот­ных жела­ний. Сво­бо­да – это обуз­да­ние стра­стей. Без­воль­ный, недис­ци­пли­ни­ро­ван­ный чело­век не может быть сво­бод­ным. Он живет фан­та­зи­я­ми. Самое боль­шее, на что он спо­со­бен, так это умни­чать и пря­тать­ся за штампами.

Насколь­ко твои тек­сты автобиографичны?

Доста­точ­но авто­био­гра­фич­ны. В прин­ци­пе, мно­гое каса­лось меня напря­мую или косвенно.

Мы мно­го зна­ем о тво­ем герое, но прак­ти­че­ски ниче­го не зна­ем о тебе. Рас­ска­жи о себе, где ты вырос, где учил­ся? Рас­ска­жи о Липец­ке, как ты ока­зал­ся в Петер­бур­ге, о сво­их родителях.

Эти вопро­сы пере­кли­ка­ют­ся с тем, о чем я пишу в романе, поэто­му не хочу повто­рять­ся и буду кра­ток. Родил­ся в Липец­ке, там же вырос и про­вел пер­вые два­дцать лет сво­ей жиз­ни. Город счи­та­ет­ся жем­чу­жи­ной чер­но­зе­мья. Воз­мож­но, так и есть. Мне там было неуют­но и скуч­но. Не исклю­чаю, что про­бле­ма была во мне. Два года домой не ездил, поэто­му инте­рес­но, каким его уви­жу сей­час. Город кор­мит метал­лур­ги­че­ский ком­би­нат, он же дик­ту­ет свои метал­лур­ги­че­ские пра­ви­ла. Народ смур­ной, напря­жен­ный, устав­ший. Мно­го алко­го­ля и доста­точ­но кри­ми­на­ла. Учил­ся в шко­ле-гим­на­зии № 64 в клас­се с гума­ни­тар­ным укло­ном. Закон­чил заоч­но факуль­тет спе­ци­аль­ной педа­го­ги­ки Липец­ко­го Госу­дар­ствен­но­го Педа­го­ги­че­ско­го Уни­вер­си­те­та. Два года отта­ра­ба­нил на заво­де. Не совсем на заво­де, в одном из под­шеф­ных ему цехов, кажет­ся, по озе­ле­не­нию и сне­го­убор­ке. Чис­лил­ся авто­сле­са­рем. Устро­и­ли по бла­ту. В маши­нах как не раз­би­рал­ся, так и не раз­би­ра­юсь. Научил­ся наби­вать колод­ки на коле­са и выре­зать про­клад­ки. В Петер­бург при­ве­ла любовь к девуш­ке и при­су­щая мне тяга к при­клю­че­ни­ям. Регу­ляр­но созва­ни­ва­юсь с мамой по теле­фо­ну, реже — по скай­пу, со стар­шей сест­рой отно­ше­ния непро­стые, эпи­зо­ди­че­ские, она у меня свое­нрав­ная, отец умер, когда мне было четыр­на­дцать лет. С его поте­рей при­ми­рил­ся толь­ко после пере­до­за. Пол­но­стью повто­рил его судь­бу, у него — бух­ло, у меня — нар­ко­та. Я остал­ся жив, он — нет.

Нам нику­да не деть­ся от раз­го­во­ра о Лехе Нико­но­ве. Насколь­ко его вли­я­ние на тебя велико? 

Ох… Вели­ко, осо­бен­но в нача­ле твор­че­ско­го пути было вели­ко, да и потом. На мой стиль он не повли­ял (этой ловуш­ки я избе­жал), на образ мыс­лей – да. Мне кажет­ся, Нико­нов на мно­гих пишу­щих сей­час в Петер­бур­ге моло­дых людей повли­ял. Подроб­нее о наших непро­стых отно­ше­ни­ях я рас­ска­жу в сво­ем романе «Исто­рия одно­го про­зре­ния», над кото­рым сей­час работаю.

На самом деле я искренне бла­го­да­рен ему за то, что он помог мне с само­опре­де­ле­ни­ем. Побы­вав на его чте­нии, я сра­зу понял, кто я и куда отныне буду идти. Стал отно­сить­ся к сво­им лите­ра­тур­ным экс­пе­ри­мен­там серьез­нее. К сожа­ле­нию, я пере­нял и всю систе­му его цен­но­стей, жил и руко­вод­ство­вал­ся ею… И в резуль­та­те чуть не око­чу­рил­ся. На самое глав­ное, чему он научил меня – так это тому, чего делать не надо и каким  поэтом и чело­ве­ком быть не стоит.

Вер­нем­ся к раз­го­во­ру о тебе. Не так дав­но ты раз­ме­стил объ­яв­ле­ние о поис­ке рабо­ты. Уда­лось ли тебе най­ти ее?

Было дело. Офи­ци­аль­но не уда­лось. Про­жи­гать жизнь я боль­ше не хотел, пере­би­вать­ся непо­нят­но на каких рабо­тах тоже, телом и духом окреп, денеж­ные сбе­ре­же­ния закон­чи­лись, про­да­вать на Ави­то было нече­го, почти все рас­про­дал, твор­че­ство не пло­до­но­си­ло… Мне трид­цать пять лет. При­шлось заду­мать­ся над тем, что делать даль­ше… Это был угар! Попро­бо­вал устро­ить­ся в одну соци­аль­ную кон­то­ру по рабо­те с несо­вер­шен­но­лет­ни­ми пра­во­на­ру­ши­те­ля­ми. Извест­ная в горо­де орга­ни­за­ция. Про­шел два собе­се­до­ва­ния, на кото­рых был доста­точ­но открыт и рас­ска­зы­вал о том, о чем луч­ше не гово­рить, но меня же спра­ши­ва­ли. Недав­ний пере­доз, транс­ве­стизм и неко­то­рые дру­гие неор­ди­нар­ные фак­ты сво­ей био­гра­фии при­шлось выло­жить на стол. Рабо­то­да­те­ли слу­ша­ли меня вни­ма­тель­но, пони­ма­ю­ще кива­ли, но я‑то видел, что они уже хуе­ют и, хм, поряд­ком впе­чат­ле­ны. На финаль­ном эта­пе надо было ото­слать резю­ме дирек­то­ру, и он меня забра­ко­вал без объ­яс­не­ния при­чи­ны, как раз тогда, когда я думал, что рабо­та у меня уже почти в кар­мане. Пораз­мыш­ляв над всем этим, я решил пой­ти сво­им путем, не впи­сы­ва­юсь, так не впи­сы­ва­юсь. Мне не при­вы­кать. Раз­ме­стил то объ­яв­ле­ние в соц­сет­ках… и пошло-поеха­ло. Не ска­жу, что народ валом пова­лил, но кто-нибудь регу­ляр­но да появ­ля­ет­ся. Так что теперь я чув­ствую себя в сво­ей тарел­ке по всем направ­ле­ни­ям и реа­ли­зую не толь­ко свои твор­че­ские спо­соб­но­сти. Коро­че, я дей­стви­тель­но счаст­лив, пото­му что зани­ма­юсь тем, чем все­гда инте­ре­со­вал­ся, что­бы не про­ис­хо­ди­ло — лите­ра­ту­рой и пси­хо­ло­ги­ей. А! Ну и курье­рю вре­мя от вре­ме­ни в одной фир­ме. Финан­со­вая сто­ро­ны моей жиз­ни сей­час хро­ма­ет, но, думаю, все нала­дит­ся, ведь я начи­наю сна­ча­ла. Толь­ко на этот раз на здо­ро­вом и креп­ком фун­да­мен­те. И одно дру­го­му совер­шен­но не мешает.

У тебя есть класс­ное интер­вью (навер­ное, луч­шее) Мод­но­му Петер­бур­гу. И, сре­ди про­че­го, мне очень запом­ни­лись две вещи отту­да. Пер­вое — это твои аль­тру­и­сти­че­ские наме­ре­ния, готов­ность помо­гать, бороть­ся с неспра­вед­ли­во­стью, неустро­ен­но­стью, и, вто­рое, это пони­ма­ние того, что, в общем, кро­ме аль­тру­из­ма и твор­че­ства, тебе нече­го пред­ло­жить этой реаль­но­сти. Что-нибудь поме­ня­лось за это вре­мя? Ты наде­ешь­ся на то, что сти­хи могут заста­вить людей посмот­реть на мир по-ино­му, начать дви­гать­ся, готов ли ты ска­зать, что это дей­стви­тель­но так?

Пожа­луй, что нет, не поме­ня­лось… Твор­че­ство, сочув­ствие и состра­да­ние по-преж­не­му в при­о­ри­те­те, но уже очи­щен­ные от эго­и­сти­че­ских моти­вов и моих боля­чек… На дру­гом уровне осо­знан­но­сти. Куда не про­сят, не лезу.

Я не толь­ко наде­юсь, но верю и знаю, что это так, сло­во тво­рит, сло­во меня­ет мыш­ле­ние и рас­ши­ря­ет гори­зон­ты созна­ния, сло­во раз­ви­ва­ет. Но так­же это еще и ору­жие. Им ты можешь защи­щать и спа­сать, им же можешь уби­вать и раз­ру­шать. Рань­ше я не ведал, что тво­рил. Про­ще гово­ря, выебы­вал­ся. Вот и сотво­рил себе и дру­гим ад. Поэто­му, если у поэта серд­це гряз­ное, он при­не­сет мно­го горя, слез и бед, если чистое – мно­го радо­сти, све­та и пищи для раз­мыш­ле­ния. Поэт вне вре­ме­ни и все­го осталь­но­го, он тот, кто он есть, и дела­ет то, что делает.

Ты родил­ся в год соба­ки (это почти цита­та из тво­е­го рас­ска­за), буду­щий год — он тоже “соба­чий”, что ты ждешь от него? Вооб­ще ты веришь в приметы?

Ха! Ты уже вто­рой чело­век, кото­рый гово­рит мне об этом. Я как-то не заду­мы­вал­ся… Жду от него мно­го при­ят­ных сюр­при­зов и новых пово­ро­тов! В зна­ки верю, но не тороп­люсь с их интерпретацией.

– В.П.