фото: Марсель Дюшан
Культура стремится овладеть стихией. Если она имеет правильное направление, конечно. Вычитаем частное, получаем словесную практику, почти игру. Начинать следует с календаря, вероятно, так должна дышать архаика, космос, но это неверно. Космоса здесь нет. Не в моей власти, видимо, но я дал бы месяцам другие названия — имена русской культуры. У меня есть сомнения по поводу десяти, но два я точно знаю. Два имени. Ноябрь-декабрь — финал года, граница зимы-осени, уже отчетливый снег, вода-огонь, скорпион-стрелец. Ноябрь к Носову, декабрь Введенскому — не по праву рождения, а по праву того, что называется направлением. Впрочем, направления тут нет. Есть сдвиг. От предельно детской к абсурдной, взрослой.
Им я посвятил два своих текста, которые пишу уже больше двух лет. На каждого нашел по художнику. Не к каждому находятся слова. Солома, вообще, предельно замедленный блог, мне не нужны вспышки и вывихи, нужны сдвиги. Метамодернисты назовут это осцилляцией, колебанием — это так, но это слишком общий разговор. Мы говорим о литературе. Детский мир — шаг приращения, любая детская книга расширяет устойчивый конструкт мира, так начинается освоение, приобщение, прирастание. Незнайка обречен на самого себя постольку, поскольку у коротышки — короткий путь, т.е. прямая. Так культура покрывает плоскости, выдумывает мир. Эта важная позиция ноября, его значение. Картой детства кроется катаклизм, революция, война, тайна на дне колодца. Носов гениальный писатель, ноябрьская погодка, на шляпе уже не мокнет дождь. Он родился в начале месяца, умер в середине лета, своего главного произведения так и не дописав.
Последнее стихотворение Хармса — “Я долго думал об орлах…” — не только сдвиг семантики, это путь которым шли обериуты, неосознанно, пожалуй, но верно. Это самое “введенское” его стихотворение. “Быть может только Бог”. Взрослый Введенский — последний виток круга, декабрь, начало зимы. Это время границы, ограничения. Незнайка растет, Фомин (“Елка у Ивановых”) съеживается до одной буквы, словно человек, у которого не было глаз и ушей. Мы ждем от литературы сегодня широты жеста, раскатистости стиля, это путь детский, рассудочный. И Маруся Климова не так уж и не права, говоря о том, что великие книги рано или поздно становятся детскими, потому все нынешние писатели заранее пишут детские книги. Он избрал для себя две темы — смерть и Бог. Его проза исчезла, но она есть, “Убийцы вы дураки” — это великий роман, который был и нет, который каждый хоть раз прочитал. Из гордости стелется скука, декабрь волшебное время. Время подарка. Диковинки. Время гения, который вот-вот произойдет, и не скажет об этом.
– Виктор Пучков