Нуж­но ска­зать несколь­ко слов о Пет­ро­ве. Тем более, книга.

Без­услов­но выпуск пове­сти отдель­ным изда­ни­ем — собы­тие, но это лишь пере­пе­чат­ка того, что уже было ска­за­но о ней, а пер­вой пуб­ли­ка­ции пове­сти — в Новом мире — уже почти 10 лет, она доступ­на в сети на стра­ни­цах Жур­наль­но­го зала. Там же и Юрьев, и Уриц­кий — те, кто ста­ли «отло­жен­ны­ми» авто­ра­ми пре­ди­сло­вия. Те, на кого ссы­ла­ют­ся все пишу­щие о книге.

Все это, несмот­ря на их без­услов­ную цен­ность и важ­ность, тон­кие полос­ки на бума­ге, кото­рые выгод­но отте­ня­ют порт­рет, т.е. стро­ят мир вокруг пове­сти, но мало добав­ля­ют к ее пони­ма­нию. Все пото­му, что дер­жит­ся этот свое­об­раз­ный дис­курс на широ­ких допу­ще­ни­ях и пред­по­ло­же­ни­ях: Пунин, Ахма­то­ва, Хармс, Кузь­мин. А через них Гес­се, Пано­ва, Шекс­пир. Это увле­ка­тель­ное чте­ние, столь, невзи­рая на про­шед­шие 10 лет, яркое, что пере­ска­зом их заня­ты все нынеш­ние жур­на­ли­сты, кто-то тонь­ше (Само­хот­кин), кто-то нет (Нарин­ская).

Доволь­но три­ви­аль­ная же исто­рия: вой­на, офи­цер полю­бил сани­тар­ку, а потом та, изме­нив, погиб­ла. Кажет­ся, при­вяз­ка к кон­тек­сту, вре­ме­ни (46й год) необ­хо­ди­ма, без нее мир Пет­ро­ва неустой­чив, излишне лите­ра­ту­рен. Он, как уви­дев­ший солн­це гном, кро­шит­ся в песок и камень. Все так и не так одновременно.

Конеч­но, «Тур­дей­ская Манон Лес­ко» — это посла­ние, это раз­го­вор, зер­ка­ло, попыт­ка най­ти место выпав­ше­му из вре­ме­ни чело­ве­ку. Но в тот же момент: повесть и есть утвер­жде­ние это­го вне­вре­ме­нья. Раз­вяз­ка тра­ги­че­ская, но финал-то свет­лый. И повесть все–таки, при­дя к нам через 70 лет, не мерк­нет, не пре­вра­ща­ет­ся в доку­мент и сви­де­тель­ство о мире, но пыта­ет­ся мир этот претворить.

Кон­текст тут не важен, он, важен, повто­рюсь, имен­но как фон, штри­хов­ка. Поче­му? Как это Пет­ро­ву уда­ет­ся? Выска­жу свою версию.

Дело, конеч­но, в инто­на­ции, в рит­ме, в сти­ле, гово­ря широ­ко. Стиль ведь — это самое глав­ное в искус­стве. Неспро­ста пост­мо­дер­низм выбрал сти­ли­за­цию глав­ным эле­мен­том в сво­ей архи­тек­ту­ре. Стиль и иро­нию. Стиль — уби­ва­ет. Вопрос в том — кого: факт, про­зу или себя; дол­жен — послед­нее, но чаще посту­па­ет ина­че. Повесть — это после­до­ва­тель­ная отме­на при­мет. Вой­ны, быта, геро­ев. Кто такой повест­во­ва­тель: сколь­ко в нем авто­ра, сколь­ко в нем Вер­те­ра, сколь­ко в нем Гете, срав­ни­те насколь­ко он субъ­ек­ти­вен в нача­ле — и как взгляд его объ­ек­ти­ви­ру­ет­ся в конце.

Важ­ные сло­ва о неустой­чи­во­сти фор­мы, о ее неиз­беж­ной гибе­ли в роман­тиз­ме, и Пет­ров нахо­дит самое адек­ват­ное при­ро­де сред­ство: пла­ву­чую фор­му. Как Все­лен­ная веч­но бро­дит от сжи­ма­ния к раз­жи­ма­нию галак­тик, так и его про­за веч­но гиб­нет и веч­но же про­дол­жа­ет жить. Уди­ви­тель­но, как это содер­жа­ние отра­зи­лось и на самой рукописи.

Блуж­дая из уха в ухо, из вече­ра в вечер, она была при­го­во­ре­на авто­ром не сде­лать­ся кни­гой, она ей и не ста­ла, мне кажет­ся, ведь это не кни­га дохо­дит до нас сей­час, а то гул­кое эхо вне­вре­ме­нья, где она была создана.