Это люби­мая, воз­мож­но, моя леген­да. Из Путе­ше­ствия на Запад, какая-то мель­чай­шая капель­ка небес­но-водя­ной литур­гии рас­ка­лы­ва­ет гору, и из ее ско­ван­но­го века­ми чре­ва на свет выхо­дит обе­зья­на. Сунь Укун, буду­щий муд­рец, рав­ный Небу, слу­жа­щий Верх­не­го Хра­ма, раз­ру­ши­тель Двор­ца Бла­го­сти, усми­рен­ный ладо­нью Буд­ды и ею же осво­бож­ден­ный для поис­ка свя­щен­ных книг. С вели­ким рус­ским писа­те­лем Баки­ным похо­же: отку­да он взял­ся? С эти­ми рука­ми, намо­зо­лен­ны­ми руле­вым коле­сом, эти­ми сапо­га­ми, гла­за­ми-доро­га­ми, эти­ми рас­ска­за­ми, чекан­но-изви­ли­сты­ми, точ­но под­пор­ка само­го Оке­а­на, с этим рома­ном о 16 веке. И не рома­ном даже — толь­ко абри­сом его.

Про­ще все­го гово­рить о Бакине как о чем-то исклю­чи­тель­ном. Но исклю­чи­тель­ность эта выра­же­на преж­де все­го в том, что Бакин — живое, явлен­ное сви­де­тель­ство вто­рой, дру­гой куль­ту­ры, тре­тье­го пути. Как, напри­мер, Батюш­ков. Как Пет­ров. Добы­чин. Или (попу­ляр­ный ныне) Вве­ден­ский. Путь этот — не про­тив, а ско­рее окрест. Путь, хлоп­ко­вой нит­кой, печаль­ной усмеш­кой, хро­мым псом соеди­ня­ю­щий, может быть, рус­ский мир со все­ми осталь­ны­ми мира­ми и — выше — с обще­че­ло­ве­че­ской куль­ту­рой. И вот Бакин. Дмит­рий Бакин. Страж­ник лжи. Сын дере­ва. Послед­ний смот­ри­тель клад­би­ща. Вот ведь еще одно дело вто­рой куль­ту­ры: уха­жи­вать за моги­ла­ми, поправ­лять оград­ки, про­ти­рать обе­лис­ки, тушить свеч­ные огар­ки. Важ­ное, тихое дело.

Само­го Баки­на не ста­ло ров­но год назад. Кому пере­шли его клю­чи, мы не зна­ем. А зна­ем теперь лишь три­ста пять­де­сят стра­ниц его вели­кой про­зы, издан­ной пол­но­стью толь­ко сей­час. Три пове­сти, пять рас­ска­зов, нача­тый роман, пись­ма и одно интер­вью. Не самое лег­кое чте­ние. Преж­де все­го, думаю, пото­му, что про­за эта тре­бу­ет навы­ка, навы­ка знать или хотя бы подо­зре­вать о себе боль­ше. В суто­ло­ках слов, выстро­ен­ных в иде­аль­но-скорб­ном дори­че­ском поряд­ке, рас­кро­ше­ны иглы самых тай­ных глу­бин пси­хи­че­ских пер­вер­сий, инва­лид­но­стей, скла­ды­ва­ю­щих обы­ден­ную и такую близ­кую нам жизнь: столк­но­ве­ние семей в бетон­ных короб­ках, плац­карт­ное род­ство, сирот­ство, похо­ро­ны. Речь не о про­стом сбли­же­нии героя и чита­те­ля, Бакин созна­тель­но ниве­ли­ру­ет любые иден­ти­фи­ка­ции в сто­ро­ны, делая рав­ным чита­те­лю текст, но не его содер­жа­ние. Это про­за шама­на, коло­коль­ный звон.

Не мно­гие зна­ют, Бакин встре­чал­ся с Мар­ке­сом. В тени колум­бий­ско­го пол­дня на дипло­ма­ти­че­ской даче они раз­го­ва­ри­ва­ли. О чем, Бог весть, но раз­го­ва­ри­ва­ли. Два мага. Неслыш­но, как капель­ка све­то­вой литургии.

У моей люби­мой леген­ды есть про­дол­же­ние. Тань­ский монах со сво­ей сви­той отплы­ва­ет к двор­цу Буд­ды, лод­ку кача­ет, мона­ха бро­са­ет на борт и в вод­ной гла­ди он видит, как про­плы­ва­ет его соб­ствен­ное тело. Так нуж­но! — пояс­ня­ет пере­об­ла­чив­ший­ся в свои луч­шие одеж­ды Сунь Укун застыв­ше­му в ужа­се свя­щен­ни­ку. Буря пре­кра­ща­ет­ся, в сол­неч­ном заре­ве пыла­ет Небес­ный дво­рец. Лица пут­ни­ков туск­не­ют, пото­му что Бога ина­че не уви­деть. Так нуж­но Баки­на — это его дру­гая про­фес­сия. Все сов­па­да­ет. Про­за — лод­ка, Бакин — Укун, ты — тань­ский монах, при­зван­ный Небом при­вез­ти на Восток кни­ги. И может прой­ти тыся­ча лет, преж­де чем нашу туск­не­ю­щую жизнь отра­зит луч све­то­вой литур­гии, выскольз­нув­шей из под­клад­ки само­го неба. Мне хочет­ся верить, что там у него все хоро­шо. Что Бог видит его в самых луч­ших одеждах.

–фото: М.Б.