фото: Мария Нордэн

18+

Евгений Алехин и Константин Сперанский рассказали Соломе о том, как создавался «Сеанс».

* * *

Это восьмой альбом группы. Как бы вы описали свой путь и путь группы от «Детского психиатра» к «Сеансу»?

Е.А.: Я бы описал его так — было интересно. Одинаково тяжелые года были 2008‑й и 2016‑й.

К.С.: У меня есть ощущение, что Пляж мой первый альбом, а Сеанс — последний.

Это путь потерь или приобретений?

Е.А.: Всего поровну.

К.С.: Пути потерь не бывает, на самом деле.

Насколько «Сеанс» далеко отстоит от «Пляжа»? Готовы ли вы к обвинениям в повторе?

Е.А.: Это его логическое продолжение. Отходняк после романтической любви.

К.С.: Сеанс - альбом про финал. Мне похуй, как его воспримут. Я писал его, чтобы не спятить.

Е.А.: Технически моя, Костина, Феликса, Михаила Енотова задача была прокачать русский рэп до уровня большой литературы.  И при этом в какие-то музыкальные детали погрузиться, в звук, в аранжировки. Я не совсем, допустим, понимаю, какие задачи перед собой ставит Дельфин сейчас, и мне показалось, что эта ниша свободна пока, а наш альбом может туда хорошо зайти.

То есть, с одной стороны, это еще более личный альбом, чем Пляж, а с другой — более масштабный по замыслу, по треклисту. Хотелось внести туда и мой программистский подход, поскольку я изначально был талантливым математиком, но отказался неосознанно им становиться, и это мне близко. Я погрузился в литературу, начал с репа (в этом году будет 20 лет с тех пор, как я написал первый текст, это был дисс на одноклассника), изучил ее, понял, что это тот же самый язык программирования. И я продолжаю уже в этом направлении двигаться, и, видимо, меня ждет интересная в этом плане работа.

И именно поэтому в вашем «коде» рэп пишется через «е»…

Е.А.: Реп — мне просто нравится слово, кажется, что это отдельный жанр. Реп — что-то более нежное. Я хотел бы выебать рэп своим репом, если ты понимаешь, о чем я.

К.С.: Я вообще не связываю себя с рэп-сценой. Не хочу быть с нею сопоставленным.  Реп как дефиниция — это просто попытка отгородиться. Есть какие-то приемчики, которые  мы пиздим, потому что они плохо лежат, но хочется верить, что под нашим ножом они будут как следует изуродованы, и то, что мы делаем, в последнюю очередь напомнит «интеллектуальный рэп».

Со стороны это выглядит игра по-крупному. Это так? Какое значение у этой игры?

Е.А.: Это моя жизнь. Игра равняется жизни.

К.С.: На самом деле, это не игра.

Женя называл «Пляж» — романом. «Сеанс» — это что-то противопоставленное роману? Литературе?

Е.А.: Это ближе к аудиофильму, как мне кажется.

К.С.: Наверное, это противопоставление смерти. Не той смерти, которая Смерть. А той, которая безжизненность. Иронии, отсутствию мифа, героя, переживания. Пляж — это попытка обмануться, Сеанс — это клинок, который сам наказывает своего владельца.

«Сеанс» — это альбом для одного слушателя? Мне кажется, что именно для одного, вернее, одной. Т.е. тут опять игра — предельная лирика, азбука Морзе на обложке, шифр для своего. Но кто этот свой?

Е.А.: Да, я писал это все для жены. Хотел рассказать ей нашу историю. Очень рад, что она послушала. Наверное, теперь мы сможем разойтись каждый в свою сторону.

К.С.: Это определенно альбом для меня. А кто такой я, каждый раз пытаюсь установить. Как Джуниор Дос Сантос, когда входит в клетку, топает стопой по канвасу, так и я каждый день просыпаюсь. Хуяк, и вот он я, надо себя утверждать, проверять, слышать свой крик. Свою любимую женщину я уже завоевал, ничто у меня ее не отнимет, но, чтобы ее удержать, нужно присутствовать.

А можно это понять так: слушатель — это вся культура, которая ушла? Можно ли говорить, что «Сеанс» — это альбом прощания с культурой?

Е.А.: Да ну нет. Никуда культура не денется, братан, ты чего.

К.С.: Культура не может никуда уйти. Мы возвращаемся во время, когда культура только возникает. Была контркультура, теперь ее нет. Мы начинаем с простого, с крика, с мифа, с хохота.

Сеанс — указание на время, что-то неизбежно завершенное. Но что завершается «Сеансом»?

Е.А.: Завершается болезнь. Начинается чуть-чуть другая жизнь, просто уже посерьезнее. Очень хотелось бы сказать повнятнее, но я не знаю, как.

К.С.: Это время завершает. А я не признаю время.

Правильно ли я понимаю, что, если бы вдруг, в вашей жизни расставаний этих не произошло, то «Сеанса» бы не было? 

Е.А.: Этого бы точно не было. Был бы какой-нибудь другой альбом.

То есть: тут было судьбоносное совпадение, что вы двое почти одновременно попали в такой передел?

К.С.: Вообще, не знаю, как бы моя жизнь повернулась. Я уже не помню себя до встречи с этой женщиной, будто бы совсем был свеженький человек, как нераспечатанная покупка.

Е.А.: Да хуй знает, попали и попали. Было и было. Это же прошлое, как его ни назови, оно таким и останется.

К.С.: Мне, наверное, нужна была какая-то авантюра, потому что от спокойной жизни я уже начинал охуевать. Ходил на работу, в спортзал, читал, вроде все окей, но становился только более пустым.

Е.А.: Ну, мне кажется, тридцаха такой возраст, когда необходимость какой-то мощной любви назревает. Либо уже просто погружаешься в матрицу, как в теплую ванну ссанины.

Получается, альбом еще и про возраст? Можно так говорить?

К.С.: Лучше не надо. Это его превратит в скучное подведение итогов.

Е.А.: Вряд ли. Скорее, Пляж больше был привязан к возрасту. Здесь такой деконструктор, отказ от иллюзий. В принципе в любом возрасте они могут от тебя ускользнуть. Пляж, например, многим пиздюкам не понравился. А моим знакомым-ровесникам и околоровесникам вкатил хорошо. А пиздюки негодовали: «целый альбом про бабу! — это неслыханно!»

Ну мне точно вкатил «Пляж»…

Е.А.: Я и говорю — он больше привязан к возрасту.

Хорошо. А что вы скажете по поводу заявлений о том, что «Пляж» – это пубертат, а «Сеанс» – это же, выходит, еще больший пубертат?

К.С.: Всегда восхищался такими людьми, которые могут припечатать одним словом: инфантил, пубертат, фашист.

Е.А.: Как нам известно, испытывать страсти для современных людей — все равно, что пердеть прилюдно. Пубертат – это ВЕЛИКОЕ ВРЕМЯ.

Женя говорил — и подробно — об ошибках, которые совершил в «Пляже». «Сеанс» — безошибочный в этом смысле альбом?

Е.А.: Он более четкий.

К.С.: Не считаю, что были какие-то ошибки на Пляже. На Сеансе переделал бы пару строчек, но и так хорошо, то, что хочется переписать — сохраняет тревожную интонацию.

Какие культурные коды/объекты/имена стоят рядом с «Сеансом»?

Е.А.: Любые, которые ты поставишь.

К.С.: Наверное, «Парижский сплин» Бодлера и «Неврозы» Мориса Роллины.

Давайте поговорим о том, как создавался альбом. Давно хотел узнать, как вы пишете треки?

К.С.: Обычно Женя или — реже — я пишут свою партию, а второй подхватывает. Я просто сажусь и подключаюсь, и тут на меня наваливаются образы, подключаюсь к бессознательному, можно так сказать, и потом разбрасываю их как хлам, ищу что-то интересное, иногда черновики помогают, но редко.

Допустим, текст для песни Самый отстойный день я написал за один присест. Это было что-то вроде стиха, который бы меня избавил от охватившего меня ужаса: я лежал на кухонном полу в овсяных хлопьях, не мог встать и вдруг вспомнил про “черные волчьи глаза”, это цитата из какого-то стихотворения Георга Тракля, так и случилось.

В какой момент появляется музыка — сразу или уже после того, как тексты есть?

К.С.: Обычно какие-то заготовки, минуса есть сразу, под них пишем текст.

Насколько сложно было вписать в концепцию альбома многочисленные фиты?

Е.А.: Ничего сложного в этом не было. Они сами собой возникли. Само получилось, что нужные люди оказались рядом. Очень жаль, что Рома (Англичанин – прим. С.) не прочитал куплет, который я написал для него по стихотворению Уэльбека. В итоге я сам это зачитал в песне Реприза. Это не про меня, а про него песня.

К.С.: Фитков-то всего два. Концепции не было. Гостевые партии – продолжение истории. Олег (ЛСП – прим. С.) сделал видимым сигнал, который азбукой Морзе выложен на обложке. Леша Никонов просто дал The Cure, какое-то эхо извне времени.

Долго ли создавался весь альбом? 

Е.А.: Создавался в течение года, но, вообще, основная работа сделана за месяц.

На «Сеансе» макулатура впервые, по-моему, заговорила хитами.

К.С.: Наверное. Моя любимая песня – Ни ночи, ни дня. Это просто боевик, я его слушаю как чужую и как свою, не могу остановиться. Кажется, нам удалось обхитрить время, мы зашли ему за спину, как Диаз Макгрегору. На Свободе это гетто я попытался передать ощущение злости от вылинявших лозунгов. От состояния постмодерна. Усмешка ничего не утверждает, она скучна и банальна. Как-то попытался разжечь огонь, как и Женя в своей партии.

Да, «Свобода» и «Запястья» – это натуральные хиты. 

Е.А.: Ну понятно, это кавера на хиты, вот тебе эти два трека и кажутся хитами.

А подробнее…

Е.А.: Я припев для Феликса на Запястья сочинил еще в марте, хотел сделать такой поп-хит, который бы звучал отовсюду и заставил бы мою жену задуматься. Но в итоге понял, что сам виноват перед ней не меньше, чем она передо мной. Вообще, что-то внятное сказать сложно об отношениях между мужиком и бабой. Это всегда какой-то адок.

Запястья — трек на музыку RSAC Настоящие чувства, его главный хит. У меня эта простая и въедливая музыка играла в голове, и я попросил Феликса кавернуть собственную песню для нас. Свобода это гетто — кавер на The xx. Меня очень зацепило, как wretch32 зачитал под их музыку, я попросил Феликса кавернуть. По-моему, с Настоящими чувствами получилось лучше. Мне хотелось, чтобы эта песня звучала из каждого предмета, способного издавать звуки. Настолько мне было хуево, когда я сочинял этот припев. За пару дней до годовщины свадьбы я думал, что же сделать такое, как отметить? Записать поп-хит, вернуться в психушку или сходить в бордель. В итоге выбрал последнее. Но в борделе не мог расслабиться. Проститутка спросила, что со мной не так? Ну я рассказал ей вкратце, что у меня грустный праздник. И эта юная дама с силиконовой грудью сжалилась надо мной, стянула гондон, и сказала: «Давай поебемся по-семейному». Такой бэкграунд у песни Запястья. Больше я решил в бордели не ходить, не мое.

Готовы ли вы к тому, что альбом не оправдает ожиданий?

Е.А.: Не знаю, это мой ребенок, я буду следить за его жизнью и переживать. Но она может не соответствовать моим ожиданиям, ничего с этим не поделаешь.

К.С.: У меня нет ожиданий, это не продукт.

До официального релиза 15 сентября альбом слушали многие ваши знакомые и друзья. Как они восприняли альбом?

Е.А.: Михаилу Енотову, Кириллу Рябову, Вове Седых, Антону Секисову — показалось, что альбом лучший. Все, кроме Вовы, сходятся, что на этот раз мои тексты немного сильнее Костиных. И Феликсу больше Костины нравятся партии, хотя на Пляже у него было наоборот. По музыке нравится всем. Валера Айрапетян сказал, что альбом хороший, но не лучший и не худший. Один из. Ну и так я ставил разным людям, в основном все охуевают, насколько тяжелый.

Есть ли те, кому альбом не понравился?

Е.А.: Из всех, кому я ставил, не понравилось только Андрею из эхопрокуренныхподъездов, он сказал, что все это у нас уже было.

По-моему, «Сеанс» получился разбалансированным альбомом. Совершенство звука, как тормозная колодка, скользит по шершавому диску ваших куплетов. Насколько это сознательный шаг? Или, возможно, жертва? 

Е.А.: Я пишу то, чего не могу не написать. Без Сеанса бы, наверное, начал отъезжать.

К.С.: Баланс — это категория произведения искусства, а мы не делаем художеств. Альбом бы я сравнил с маячащим перед глазами ржавым лезвием. Какой уж тут баланс.

Я тоже вижу небольшой перекос в сторону Жениных куплетов… Что, по-вашему, больше всего говорит об альбоме как об альбоме группы, а не, допустим, о Женином сольнике? 

Е.А.: Я уже не воспринимаю себя отдельно от Кости. Мы делаем вместе, иначе пока никак. Да его куплет на В огне — один ведь из лучших куплетов на свете.

К.С.: Это в той же мере его сольник, в какой и мой, или Феликса. Сделаю попытку шагнуть в сторону, рассмотреть его как объект и не увижу между нами границы вообще.

«Пляж» о любви. «Сеанс» — о расставании. Расставание — сложность быть вместе, это часть культурного кода, по-моему. Об этом, допустим, «Разговоры» Липавского (ключевая русская книга, мне кажется). Насколько — это совместимо с «Сеансом»? О чем этот альбом?

Е.А.: Об одиночестве и об умении справляться с собственным безумием. Я посвящаю этот альбом моему метафизическому отцу Марату Басырову и моему сыну Роме. Мне очень тяжело пережить их смерть, но нихуя не поделаешь.

К.С.: Мне не с кем расставаться на Сеансе. Наваждения эти меня никогда не покинут, и они это все, что у меня было и есть. Нет ни начала, ни конца, есть смутные контуры человека. Хочется уверить себя, что человек этот был и остается во мне. Каждый раз, когда альбом будет где-то звучать, будет идти моя война за этот образ.

– беседовал Виктор Пучков